Я любил смотреть, как она перед сном
С лица смывает косметику,
Обнажая бледные впалые щеки и синяки под глазами.
Лежа в постели, я видел в этом эстетику.
Я видел ее лицо в зеркале,
Перед которым она ни раз обливалась слезами.
Я любил смотреть, как она кольца и серьги снимала,
И устало кусала губы сухие.
Ей не нравилось, когда я смотрел на это,
Но я все равно смотрел, украдкой,
Сравнимой с силой стихии.
Когда, умыв лицо, она наконец-то ложилась,
Превратившись из леди богатой в простую девчонку,
Я ее обнимал крепко, со всею силою
И целовал покрытые венами слабенькие ручонки.
Она не любила показывать свои слабости,
И поэтому, каждый день морщась от боли,
Красилась снова и ела побольше сладостей,
Чтобы поправиться и влезть в платье новое.
А по ночам, я притворялся, что не проснулся,
Когда у нее из носа шла алая кровь.
И если она шла в ванную, я ужасался
И понимал, что стало плохо ей вновь.
И если спустя пять минут она не ложилась,
Я тихонько вставал и доставал из морозильника лед.
Заходил к ней, такой бледной, такой бессильной
Обнимал и шептал, что нас ничего не возьмет.
Вот уж год прошел как ее не стало.
Анорексия такая болезнь, какую не лечат.
Я все еще помню, как ее лицо блистало,
Под слоем всескрывающей дорогой косметики.
И ни один человек, ни одна живая душа
Ни за что не подумала бы, что она болеет.
Об этом знал только я и смотрел, как она не спеша
Увядает, и с каждой неделей, все больше бледнеет.
Я люблю ее до сих пор, так же безумно.
И каждый день, перед тем, как заснуть представляю,
Как она у зеркала в ванной смывает косметику
И тихо-тихо крема и флакончики переставляет.
