На улице всё просто: зима, люди в громадных скафандрах, набитых пухом, блеклые сумерки и сгущающийся мороз.
На остановке под прозрачным навесом никого, и Чонгук опускается на холодную скамейку, борясь с ноющей болью в руке, всё ещё повязанной бордовой тканью.
Невидящий взгляд режет пространство среди испачканных сезоном машин на шоссе, учащается тяжелое дыхание и вместе с ним клубы пара.
Чонгук не замечает.
Ничего.В том числе человека, зашедшего под крышу через проход справа от скамейки.
А человек зашёл и облокотился спиной о прозрачную стену со встроенным рекламным щитом и спрятал руки в карманы короткой серой куртки с массивным мехом на капюшоне.
— Твой автобус всегда приходит сразу же, как только ты появляешься на остановке.
Голос справа негромкий, но перебивает и шины, и ветер, и небо.
Чонгук слегка прикрывает глаза и рвано выдыхает, зная, что не слышно, что незаметно.
Не оборачивается.
Нет. Нельзя.Опасно.
Затхлую зиму и так дурманом осаждает грейпфрут, превращая в жаркие субтропики, и сознание готово подчиниться, рисуя капли пота вниз по спине сладким бледно-красным соком.
— Не позволяет мне поговорить с тобой.
У Алекса голос печальный и переполненный. Как будто сейчас перельется через край, расплескается бензином из канистры и взорвет одного человека до рваных ошмётков плоти.
— Почему ты ушёл? Что с рукой?
Вопросы сыпятся, волнуются морем: тон то нарастает волной, то спадает, а Чонгук ядовито следит за потоком мобильного однообразия на дорогах, ядовито отмалчивается. Скапливает токсичный секрет, не выпуская иглы́.
— И долго ты будешь вести себя так? — Алекс немного повышает голос, неотрывно наблюдая. Сканирует и сканирует, каждый фрагмент мощной изменившейся фигуры, каждую часть повзрослевшего лица.
Глаза всё никак не насмотрятся. Глазам мало. Рукам мало. Внутри всё дребезжит, потому что мало — это неподходящее слово, неполноценное, как и этот разговор.— Ты такой злой, Чонгук. Раньше... — юноша втягивает холодный воздух через рот, и слушателю кажется, что он слышит, как кислород проникает внутрь, в чужую телесную суть. — Раньше ты был таким со всеми, но не со мной.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Наука о моногамных
Tiểu Thuyết ChungОн не заложник детства, не эксперимент на привязанность, не раб первых потрясений и пубертата. Он - сирота. Он - собственник. Он - полюбил.