В жизни юной Ассоль нет ни алых парусов, ни моря, ни сказок. Зато есть мрачные тени, старший брат и театр, в котором можно забыться. Волей случая ей выпадает шанс на побег из родного провинциального города, но только вот хватит ли сил, если тени сг...
Oops! This image does not follow our content guidelines. To continue publishing, please remove it or upload a different image.
Было одиннадцать часов, сорок три минуты (сверяясь по электронному будильнику на прикроватной тумбе), когда Ассоль Корсакова слушала музыку вместе со старшим братом, оставляя длинные ровные порезы на своем бедре складным ножом.
Тонкое лезвие исправно резало бледную девичью кожу, оставляя алые полосы выше колена. Нож, который Ассоль купила во время поездки во Францию для "самозащиты", никогда ни для какой защиты не использовался. Но Ассоль никогда не подводил, хотя та его никогда не затачивала. Резал исправно, как по маслу.
Марк, развалившийся на матрасе, отбивал ритм по деревянному корпусу кровати, помогая себе тихим шуршашим голосом:
— Раз и — Раз и — Раз.
Он считал, как именно Ассоль должна наносить увечья на бедро.
У них был уговор: по внешней стороне, ровно под его голос, не слишком усердно, чтобы потом не раскраивать их заново, если Ассоль захочет нанести еще. Только так. Без глупостей.
Все очень просто. Можно объяснить на пальцах, как говорил Марк.
Ассоль бы резала руки, но на выступлениях это было слишком заметно. В свете софитов даже старые шрамы на запястьях загорались каким-то трепетным, раздражающим розовым сиянием, да так ярко, что любой зритель мог их заметить.
Поэтому оставались бедра. Изредка пальцы и ступни, если изощряться.
Но в Ассоль не было извращенного желания оставлять на себе шрамы где угодно, так же, как воображения, чтобы отыскать на своем теле какие-нибудь новые места, где лезвие ее ножа еще не проходилось по коже.
Скорее, это было увлечением.
Отдушиной.
В проигрыше ударили басы. Ассоль, сделав еще надрез, закрыла глаза, пытаясь представить себя на концерте. Но музыка была слишком тихой, да и голос Марка непрестанно перебивал ее. То ли от разочарования, то ли от раздражения, Ассоль надавила сильнее. Новая ровная рана, будто произведенная уверенной рукой хирурга, тут же изошлась кровью, которая впитывалась в темное полотенце.
