мы будем жить.

тот день.

Этот день ещё не раз заявил о себе. Либо дело было в укусе, что ещё не раз отдавал болью по всему телу, либо в шраме, что остался на сердце. И тут даже сказать тяжело, какое из этих ранений было больней.

Счастливая улыбка, сверкающие глаза. Глаза. Всё произошло так быстро, что он даже не успел заметить, как в этих глазах, пропал последний отголосок жизни.

Он не заметил, когда уголки губ опустились, и не заметил, когда прежде расставленные для объятий руки, начали сжимать его горло.

Светлые пряди упали на глаза, скрывая весь ужас, что таился в них. Нацуо, не управлял своими руками. Он вообще собой не управлял. Им двигало пугающие желание, сожрать собственного брата. Вцепившись в его плечо, парень всё же смог осмыслить, что делает. Шокировано отстранившись от Шото, некогда весёлый и жизнерадостный Нацуо, рванул на выход. Его тело разрывалось на части, а вирус растекался по венам со скоростью света. Он ещё не обратился, значит и Шото не заразится. Шото. Этот человек был единственным, что подталкивало его сейчас убегать как можно дальше. И даже если тело сковала боль, словно он попал в капкан. И даже если хотелось плакать в плечо давно мёртвой Фуюми. И даже если Шото кричал ему вернуться. Даже тогда, когда его тело не поддавалось, а все мысли уходили на второй план и инстинкты брали своё, он должен был. Нет. Обязан был бежать. Бежать быстро, и не оглядываясь назад.

Тело медленно разрывалось на части, кровь сочилась из всех возможных ран, уступая место вирусу, а иммунная система, да что там система, весь организм отказывался бороться. В голове каша. Сотня разных мыслей, смешивались с ужасными, и в тоже время приятными воспоминаниями, но Нацуо выбрал для себя самую главную. Уйти. Уйти, и не причинять беспокойства. А единственный способ уйти, когда ходить невозможно — уйти навсегда.

Вроде бы минута. Вроде бы мало. И раньше всегда казалось, что это просто песчинка, в огромном океане времени. Раньше. Но не сейчас. За минуту, Шото успел потерять любимую сестру и родителей. За минуту, Шото подвергся нападению собственного брата, и за минуту, он успел полностью рассмотреть, как когда-то дорогой человек, превращается в безмозглую пустышку и летит с обрыва.

Рана щипала. Щипало сердце. И вроде бы хотелось плакать, но чёртово солнце, что сейчас было вот совсем не кстати, и слезинку не дало проронить. Тодороки ничего не оставалось, как просто сидеть, прижимая к себе колени, и тихо хныкать, с каждой секундой всё сильней вкушая запах трупов.