Мне нравится, что он маленький

Часть 2

Чонгук не может выкинуть его из головы с того самого раза, когда видит впервые. Обычно он если с кем и прется в душ вместе - то это Техен или Сокджин, но день тогда слишком тяжелый, и Чимин проламывается в ванную первым, Техен орет "я с тобой", а Чонгук пользуется тем, что замок на двери выломан к херам Намджуном (ой, я случайно) уже месяц как и заявляет, что "я с вами". Чимин настолько задолбанный, что даже не спорит, ну с ними и с ними, раздевается торопливо и лезет под душ, пока его не опередили.
Вот тут-то жизнь чонгучья и идёт по пизде со скоростью атомного крейсера. Потому что он цепляется взглядом за то, что у Чимина между ног, и вместо того чтобы там ну... самоутвердиться, поржать снисходительно, просто равнодушно зарегистрировать на худой конец, сглатывает тяжело и зависает потерянно. Привет, солнечное семнадцатилетие и осознание, что тебя страшно заводят размеры поменьше. Член Чимина очень, очень, очень красивый. Маленький и, сука, красивый. Чонгук представляет его в своей руке, и ему хочется прямо через кафель выйти из ванной обратно. И, если можно, никогда больше не оказываться с голым Чимином в одном помещении (ага, как будто он теперь забыть сможет). Кроет Чонгука беспощадно и постоянно. Чиминий член в мозгах прописывается намертво. Через месяц Чонгук дрочит в туалете звукозаписывающей студии, зажмурив глаза и представляя, как прижимает Чимина к стенке и гладит между ног. В его воображении на Чимине мягкие домашние штаны и никакого белья, и все его пре-лес-ти сквозь ткань прощупываются так легко... Чонгука это всё порядком с ума сводит. У Чимина маленький член. Маленький член у Чимина. Маленький красивый, сука, чиминий член. И жизни, покоя и мозгов лишил он Чонгука напрочь. Гуманнее было просто пристрелить. Болезненное любопытство буквально выкручивает ему яйца - Чонгук страшно хочет увидеть, как выглядит стояк Чимина. Это уже, правда, какое-то помешательство. Чонгук трогает его сквозь одежду шуточными такими жестами, пытается ущипнуть. Чимин возмущается, шипит, дает сдачи, смотрит осуждающе. А у Чонгука почти лихорадка. Ну дай-дай-дай, дай же ты потрогать, сволочь. У него пальцы рефлекторно сжимаются от мысли, что Чимина можно бы было потрогать. Но Чимина нельзя, потому что Чимин блюдет и брыкается. Чонгука фрустрирует и сносит. На более злые шутки сносит, и нет-нет, да и подмывает ляпнуть что-нибудь про чиминьи размеры (у Чонгука это больная тема, первая мысль с утра, последняя перед сном, и каждый раз, когда Чимин при нём переодевается). Чонгук держится. До ёбаной трансляции на радио держится как святой. А на радио не держится. Забирает моментом. Чимин сидит смутившись, глаза в пол, а у Чонгука перед глазами струи воды его там, внизу о бли зы ва ю щи е. Вот жешь дерьмо. Вообще не смешная шутка получилась. Маленький, да, маленький, страшно красивый. Подрочить бы ему. Помешательство, на волю выпущенное шуткой, только прогрессирует, Чонгуку до истерики хочется Чимина потрогать. И не только потрогать. Он губу закусывает и с дыхания сбивается, представляя что бы можно было бы с Чимином сделать. Маленьким красивым Чимином и его маленьким красивым членом. Ломается психика Чонгука с той же крейсерской скоростью, что и жизнь идёт по давно известному эротическому маршруту. Чонгук думает уже в отчаянии - ему бы просто _посмотреть_, не обязательно что-то _делать_. А чтобы посмотреть надо всего-то вдвоем в ванную. Но от случая к случаю не получается, потому что с Чимином то Хосок, то Техен, то Чимин последний и лучше подождёт, пока ему освободят, то они не торопятся. Как мать вашу назло. И Чонгук звереет. Под конец года и так проблем до жопы и ещё немножечко за, поводов для психоза дохренища. Так ещё и фрустрацию запихать себе некуда. Злое про амбиции срывается с языка случайно. Он так же не думает на самом деле, просто в ту минуту Чимин бесит так, что его задеть хочется максимально. Чимина задевает. У него лицо вытягивается и сереет. И вместо привычной реакции полыхания, ора и размахивания руками - он замолкает. Такой Чимин - это правда последняя стадия, и Чонгук явно палку перегнул, но обратно поздно уже. «Хён, можно, я в душ с тобой, спать хочется - пипец» - не самая лучшая фраза, чтобы помириться, но других Чонгуку в голову не приходит. Он себя осуждает немного за преследование явно корыстных целей, перед Чимином всё-таки неловко. За то, что задел, конечно же. За то, что хочется пялиться и слюной истекать – пфф, извините, поздновато за такое неловкость испытывать в его случае. Чонгук нервно проговаривает заветную фразу про себя три раза, поднимает руку, чтобы постучать в дверь ванной, но одергивает себя – он же Чон Чонгук, в конце концов, больше наглости. И… не жалеет. Или жалеет. Или. Мозги вообще перестают работать уже в ту секунду, когда он не распахивает и без того чуть-чуть приоткрытую дверь, а открывает её аккуратно, воровато (совершенно искренне желая сначала _посмотреть_ на расслабленного, совершенно голого Чимина под струями воды, в тот, первый раз – слишком смущался, слишком в голове штормило, слишком взгляд тянулся вниз, и Чонгук отворачивался, сейчас – хочется жадно оглядеть каждый сантиметр кожи, запечатлеть намертво в памяти, чтобы потом, закрываясь в туалете, или так же – последним в душ, дрочить, закусывая губу и представляя, что он ласкает чужое тело). Рождественские подарки раньше срока. Чонгук благословляет чуть не подравшихся в душе Хосока с Техеном, оборвавших занавеску три дня назад. Чимин упирается лбом в согнутую руку, прижатую к стене, вода струйками сбегает по его плечам, а вторая рука ритмично, остервенело-дергано двигается внизу. У Чонгука жаром прокатывает по позвоночнику, он закрывает дверь за собой плотнее и шагает вперед. Чимин выдыхает легким сладким стоном за секунду до того, как Чонгук, едва не прижавшись к нему сзади грудью, вцепляется в его руку. От этого стая мурашек, и Чонгук почти задыхается. Ты, мать твою, понятия не имеешь, как тебя можно хотеть, сука ты, Пак Чимин, нельзя так. Взгляд из-за плеча, из-под мокрых ресниц, испуганный, шокированный взгляд – самое прекрасное, что Чонгук видел когда-либо. Кипятком по позвоночнику шпарит уже не переставая. Мозг на автопилоте, и Чонгук просто делает то, чего просят инстинкты. - Я помогу, - говорит он загипнотизировано, - я хочу видеть. Блять, твою мать, твою мать, твою мать, блять. Стоящий член Чимина прекрасен. Потрогать его хочется до боли в пальцах. Чонгук никогда ни к кому кроме себя не прикасался _вот так_, ощутить в своей ладони этот стояк хочется так, что в горле пересыхает, дышать трудно, голову ведет. Он тянется рукой, Чимин мешает, и Чонгук вдруг так бесится, отпихивает и… о господи. Он, правда, прекрасен. Чимин спрашивает что-то, но Чонгук даже не слышит, да и плевать ему, в ушах шум. Член Чимина даже эрегированным такой… мать его, аккуратно-маленький, так правильно ложится в ладонь, горячий, твёрдый. Чонгук сглатывает, ведет большим пальцем по головке – от такого и свихнуться не долго, так его дрожью пробирает от ощущения. И Чимин делает всё только хуже (лучше?) - он стонет. Привет, меня зовут Чон Чонгук, и я на дне. Мне тут нравится. Тут Чимин стонет сдавленно, дышит тяжело и _не мешает_ себе дрочить. Всем спасибо, все свободны. Чонгук опускается ниже (ближе), чтобы лучше видеть, и Чимин сдается ему полностью. Победа, личное поражение, ещё раз выйти через кафель, но не раньше, чем он увидит, как Чимин кончает. Чонгука пробирает и на признания, и на извинения, и вообще в эту секунду он готов к ногам Чимина всю вселенную швырнуть. Просто, господи, стой вот так и издавай все те звуки, что ты издаешь. И это горячее пульсирующее под пальцами. Спасибо, просто спасибо, и все свободны ещё раз. Если бы сейчас дверь ванной распахнулась и внутрь ввалились все оставшиеся участники группы с менеджерами, да хоть с самим Бан ПиДи во главе – хера с два бы Чонгук остановился. Чонгук ему дрочит. Как снилось, как мечталось. Чимин под его рукой мечется, еле держится на ногах, голову роняет, всхлипывает. У Чонгука и самого стоит до боли, он запускает свободную руку себе под шорты и пытается двигать в такт, неудобно, но очень похер. Очень плевать. Чимин уже без нескольких секунд у разрядки, и Чонгуку болезненно необходимо посмотреть, как его прекрасный маленький член задрожит, отстреливая спермой. Он сам кончить готов от одной только мысли об этом. - Я сейчас… - сипит Чимин, и Чонгук в ответ только яростнее двигает рукой, - остано-а-ах… Договорить он не успевает. Дергается. Кончает. Чонгук отпускает его всё ещё изливающийся член, и Чимин сползает вниз по стене. Смотрит страшно виновато и как-то затравленно.
Чонгуку хочется сказать какую-нибудь пошлую херню, вроде «кончаешь так обильно, будто у тебя не полусайз, а монстрокок», но вместо этого он только выдыхает жарко. Потому что Чимин смотрит на него совсем уже поплывши, и смотрит не совсем в глаза.
- Я обкончал тебе лицо, - говорит он растерянно.
Его, кажется, трясет немного.
Чонгуку очень эгоистично похер. Более того, только больше заводит. Виноватый Чимин, отходящий от оргазма. Он даже в самых сокровенных фантазиях такого не представлял. Чонгук опускает взгляд вниз, на член Чимина, улыбается придурковато и ещё десятком движений доводит до разрядки и себя.
Моются они после этого молча, Чимин из ванной сбегает бочком и так быстро как может.
Ну что, теперь ещё месяц игнора, Пак Чимин?

- Чонгук, ёбаный ты извращенец, не подходи блять никогда ко мне больше... пожалуйста, - шипит Чимин, пережимая пальцами его запястье.
И вот если бы не это "пожалуйста", Чонгук, может быть, даже и поверил бы. Но Чимин брови заламывает просительно, губы дует. Для Чонгука это всё как пляски матадора с красной тряпкой под самым носом у бешенного быка.
- Конечно, - говорит он, тесня Чимина к стене и пропихивая колено между бёдер.
- Чон, мать твою, Чонгук, - панически сипит Чимин, упираясь ему второй рукой в грудь.
Чон, мать его, Чонгук весь во внимании, улыбается даже проникновенно, мол, я слушаю. Рукой ведет по боку Чимина, гладит.
Хочется, конечно, не по боку, возможно, даже не рукой, но у него терпение надрессированное. Чонгук жмется бедром плотнее, трется невзначай так. Чимин только голову роняет, пряча лицо. Не подходить к тебе, ну-ну, как же.
В студии кроме них уже никого. Этот закуток для камер слепой. Как говорится – перфект крайм, если вы понимаете, о чём я.
Чонгук делает вид, что одумался. Отстраняется, отвлекая внимание Чимина, тот правда как-то слишком быстро верит, но Чонгук наклоняется, чтобы провести ладонью у него между ног, сначала по внутренней стороне бедра, потом выше, сжать скрытый тканью тренировочных штанов и белья член, снова прижаться плотнее, гладить пальцами.
- Сука, ненавижу тебя, - Чимин прячется лицом в его плечо.
В этом жесте столько всего, что Чонгук вдруг как-то немного ломается внутренне. Он не был готов. К вот этому трогательному беззащитному жесту вообще не был готов. И вдруг, странным импульсом, очень уверенным, упрямым импульсом, впервые за всю историю своего помешательства понимает, что хочет Чимина поцеловать.
Привет. Меня зовут Чон Чонгук. Я всё ещё веду репортаж со своего дна. Целовать его – гораздо горячее, чем дрочить ему. Надо будет попробовать совместить. У меня всё к этому часу.