Боль

3 Года Назад

Джинни бежала по ступенькам, не замечая ничего под ногами. Нарастающее безумие гнало ее вверх, дальше, выше. Невозможность дышать вытягивала последние силы. Где же выход? Наконец, перед глазами измученной девушки предстал проем света. Устремившись к нему, Джинни упала, до крови разбивая колени. Из последних сил встать, идти на свет — девушка поднялась и, шатаясь, придерживаясь рукой за холодную стену, вышла на крышу. Солнце яркими лучами заливало каменную плоскость маленького, узкого квадрата башенной крыши. В правом углу высилась статуя отвратительной горгульи, но сейчас это уродство навевало спокойствие. Невысокий парапет манил к себе, подзывал, вынуждая заглядывать вниз, за край. Вид с башни был настолько умиротворяющим, что Джинни расплакалась. Она села возле горгульи, прислонившись к ней спиной. Слезы не несли утешения, они просто были. Так же были, как и неутихающая боль в груди, так же как сопровождающее безумие. Да, если называть вещи своими именами, то Джинни была безумна. Не в том смысле, какой вкладывают люди, видя пускающих слюни, агукающих стариков, а в том, когда горе, отчаянье перестают в вечное помешательство. Смерть близнецов унесла с собой последние капельки здравого смысла. Ее извращенное чувство любви было единственным, что имело значение, несмотря на то, что оно привело к гибели родных. Но самое страшное было в том, что она ни на минуту не переставала любить Гарри Поттера. Раскаиваясь, коря себя за это, Джинни все равно не могла отказаться от крох нежности, перепадающих «с барского стола».
А как хорошо все начиналось! Подколки Малфоя по пути в поместье Волдеморта не могли омрачить прекрасного настроения Джинни. А встреча… Воспоминания о встрече с Гарри грели ее сердце. «Люблю. Навсегда», — они шептали друг другу, забывая о присутствии других людей. Для них не существовало никого, всепоглощающая нежность смывала раны, боль от разлуки. Их первая ночь… Гарри был нежен и ласков, он сцеловывал слезы от потери невинности, шепча что-то утешительное. Джинни не запомнила слов, но интонации въелись в душу, раздирая ее сейчас. Первые месяцы пролетели незаметно. Джинни летала по мрачному замку, не задумываясь, где она находится. Несколькими месяцами позже Гарри стал приходить к ней в мрачном, пугающем ее расположении духа. Но, глядя на девушку, перебирая пальцами ее волосы, он успокаивался и становился тем Гарри, в которого она влюбилась в Хогвартсе. Джинни не придавала значения этим коротким вспышкам раздражения. Но потом, как раз перед смертью Фреда и Джорджа, была та ночь…страшно вспоминать о ней, не говоря о том, чтобы анализировать случившееся.
Девушка сидела у окна в своей спальне, вглядываясь в ночное небо, отмечая знакомые созвездия. Ей не хватало уроков в Хогвартсе, не хватало семьи, друзей, но она искренне верила в то, что это все искупалось наличием Гарри в ее жизни. Он заполнял пробелы в окружающем девушку мире так естественно, будто был создан для неё.
Когда рывком распахнулась дверь, Джинни обернулась. Гарри ввалился в комнату, принеся с собой сильный запах спиртного. Не замечая девушки, он улегся на кровать. Джинни слегка испугалась, но, вспомнив действия мамы, когда папа приходил домой в таком состоянии, принялась действовать. Вызвав домовика, она попросила принести тазик с теплой водой и стопку чистых полотенец. Когда Джинни подошла к кровати, Гарри уже лежал на животе, хрипло дыша. Девушка улыбнулась про себя, думая, что завтра ему будет плохо и надо бы попросить у Снейпа антипохмельного зелья. Сев рядом с ним, Джинни осторожно перевернула его на спину и принялась раздевать. Внезапно, глаза Гарри распахнулись, и он уставился на девушку немигающим взглядом.
— Джинни.
— Да, мой хороший, я здесь, — улыбнулась девушка, гладя его по волосам.
— Что ты здесь делаешь? — хрипло простонал Гарри, отворачиваясь от нее.
— Как это что? — удивилась Джинни. — Лечу тебя, разумеется.
— Нет, что ты ЗДЕСЬ делаешь? Почему ты пришла за мной?
Джинни ошарашено посмотрела на него, не понимая, что же он хочет услышать.
— Тебе надо было оставаться дома, Джин. Не стоило приходить сюда.
— Но я же люблю тебя!
Гарри скривился и посмотрел на нее. В глазах промелькнула злость и что-то еще, Джинни не разобрала что именно.
— Любишь, говоришь, — рывком сел на кровати Гарри и хватая девушку за руки. — Любишь?
— Люблю, — попыталась выдернуть руки Джинни. — Да пусти же!
— А на что ты готова, чтобы доказать свою любовь? — глаза Гарри странно блеснули, Джинни почудилось, что в них загорелись красные огоньки.
— Ты меня пугаешь! Отпусти меня!
Гарри сильнее сжал ее запястья, оставляя на них синяки. Перекатив девушку на кровать, он улегся сверху, лишая ее возможности вырваться. Глядя в его лицо, Джинни испугалась. В нем нельзя было разглядеть никаких чувств, одно безразличие и редкие проблески холодного любопытства. Так смотрит мантикора на свою жертву, также смотрит удав на предстоящий обед. Невербально наколдованная веревка стянула ее тонкие руки над головой.
— Ну, так что, посмотрим, насколько сильна твоя любовь? — холод в голосе Гарри ужаснул девушку.
Попытки сказать что-нибудь не увенчались успехом, но, предрекая будущие разговоры, Гарри запихнул ей кляп в рот.
— Это, чтобы ты не отвлекала меня, — пояснил он девушке.
Юноша разорвал на ней платье, уставившись на молочную кожу, проводя по ней руками. Вид появившегося ножа в руке Гарри парализовал девушку. Страх волнами поднимался по телу, сковывая сердце ледяными руками, не давая дышать. Она попыталась вырваться, но веревка лишь туже затянулась на ее запястьях.
— Любовь, — Гарри поднес нож к правой груди Джинни, надавливая на кожу, пуская маленькую струйку крови. Девушка дернулась от резкой боли, широкими от страха глазами наблюдая за своим мучителем. Гарри, не обращая внимания на нее, приставил нож ниже, делая неглубокий разрез под грудью. — Любовь… Она у тебя в сердце, да Джин? А что будет с ней, если ее вырезать этим ножом? Ты всё также будешь любить меня?
Девушка замерла под его прикосновениями, они были почти ласковыми, если не считать что наносились ножом. Гарри приставил лезвие к левой груди, нажимая на него, заставляя кожу раскрыться, подобно распускающемуся бутону.
— Ты знаешь, Джин, древние маги считали, что кровь — это сущность жизни. И выпивая ее, можно было продлить жизнь и увеличить силу. Представь, сама жизнь течет по твоему телу, вытекает из твоих ран. Кровь, Джинни — это богатство, данное нам природой, и грех от него отказываться, — Гарри наклонился и лизнул струйку, сбегающую вниз по животу. — Вкус жизни, оказывается, такой соленый. Но, в то же время, он насыщает, заставляет сердце быстрей биться в груди. Ты любишь меня, Джинни?
Девушку попыталась кивнуть головой, боясь злить юношу больше. Она не понимала, что на него нашло, у него никогда не возникало желаний причинить ей боль. Что-то было не так, но что именно? Джинни решила потакать ему во всем, может быть, так она избежит большей боли.
— Любишь, значит, — пристальный взгляд прожигал девушку насквозь. — Любишь так сильно, что отказалась от своей семьи, от убеждений, на которых росла из-за меня. И все же ты путаешься с этим хорьком!
Пощечина вызвала стон девушки.
— Дрянь! Это твоя любовь? Изменять мне с Малфоем? — еще одна хлесткая пощечина повернула голову Джинни в сторону. Из ее глаз покатились слезы. Она не понимала, о какой измене говорит Гарри. Они с Драко всего лишь общались, и то редко. Кто-то ввел его в заблуждение.
— Плачешь? Плачь. Может, с твоими лживыми слезами вытечет правда? Вот скажи мне, Джин, разве хорошо изменять парню, который для тебя делает всё? — Гарри внезапно успокоился, вновь впадая в страшное равнодушие, которое так пугало Джинни. — Впрочем, не важно. После сегодняшней ночи, ты больше ни на кого не посмотришь. Знаешь, что я могу сделать, Джин?
Острие ножа коснулось ее пылающей щеки. Джинни в страхе зажмурила глаза.
— Я могу вырезать твои прекрасные глаза, чтобы ты никого не видела. Могу оставить на твоем лице уродливые шрамы, чтобы ты больше никому не была нужна. Я могу сделать с тобой все, что хочу, понимаешь? Так, говоришь «люблю», значит. Хорошо…
Дальнейшее Джинни не могла вспомнить, даже если бы захотела. Частичный обливиэйт лишил ее этого права, но она даже была благодарна потому, что того, что осталось — хватало с лихвой. Остатки воспоминаний — это обрывки боли, разной боли. Она, то пронзала тело насквозь, как тонкая спица, лишая воздуха, то утихала, чтобы затем возвратиться с большей силой. Проснувшись утром, Джинни не обнаружила никаких следов обрывающихся воспоминаний о вчерашней ночи. Гарри мирно спал рядом, перекатившись на бок. Вначале ей показалось, что воспоминания были просто страшным сном. Но потом, она увидела рукоятку ножа, выглядывавшую из-под подушки Гарри. Вытащив его, она в ужасе уставилась на кровь, покрывавшую лезвие, он так и не удосужился стереть следы. А может, это специально было оставлено для нее. Так или иначе, но они никогда не говорили об этом. Отношение Гарри к ней не изменилось, разве что он стал чаще ночевать в других местах. А потом…близнецы. Их справедливые упреки ранили больно в сердце. А нежелание понимать причины ее поступка било по самым больным местам. Крик, который вырвался у нее, когда Гарри начал пытать Фреда и Джорджа, всколыхнул насильно забытые воспоминания. Вслед за этим пришло спасительное безумие, ограждающее от происходящего кошмара. Она как во сне наблюдала за своими действиями и вылетавшими словами. А потом Джинни ушла. Крики братьев клеймом отпечатались в ее душе. Выжженные слова «Шлюха. Предательница» остались навсегда с ней. В последнее время Джинни чувствовала, как мерзкая фраза набухает, вырывается из ее тела, выставляя себя на обозрение.
Про свою деятельность в роли Упивающейся Джинни не хотела думать. Пусть она никого лично не убила, но не сделала ни одной попытки спасти этих несчастных. Девушка отворачивалась, так же как отвернулась от своей семьи. Гарри же все больше и больше замыкался в своем мире с Волдемортом и Люциусом Малфоем. Да, она прекрасно знала про их встречи, частенько заканчивающиеся в спальне. Это могло бы огорчить ее, если бы она была способна чувствовать что-то, кроме этой проклятой всепрощающей любви. Что-то происходило с Гарри Поттером, но что именно — не знал никто.
После смерти близнецов жизнь Джинни превратилась в ад. Каждый день, видя себя в зеркале, она видела предательницу, не способную спасти свою семью. В начале Гарри был с ней, поддерживал ее, давал силу встать и пытаться прожить день. Но потом опять начал отдаляться, искать утешения в других объятьях. Он не понимал, что только благодаря ему она еще живет и, забывая ее, он всего лишь приближает конец. Но девушка ничего не говорила, в глубине души радуясь скорому освобождению. Гарри приходил к ней редко, но эти встречи приносили с собой радость, которая после ухода юноши превращалась в отвращение к себе. Джинни не хватало мужества, да что там говорить, желания уйти, прервать болезненную связь. Любовь к Гарри Поттеру была главным чувством ее жизни, ей было плевать на все остальное. Но сейчас все изменилось. Наступила пора действовать, даже если жизнь уже не кажется таким уж благом.
Девушка тяжело поднялась с пола и свистом подозвала пролетающую рядом замковую сову. Вытащив из-за корсажа платья заранее написанное письмо, она привязала его к лапке птицы и отпустила лететь. Одна фраза. Слова, способные изменить жизнь любой женщины. Джинни надеялась, что мать простит ее и поможет в безумном плане побега. Больше не на кого было надеяться. Она была одна, и только от нее зависела жизнь ее ребенка.