Часть 1

232 9 0
                                    


      Безмолвствовал мир, сокрушимый и ломкий, как высохшая под грозным солнцем пергаментная бумага, как осенний лист. Безмолвствовал день, яркий и призрачный. Одаренный светом, ветром и тяжестью. Тяжесть таилась на груди, каменная ее морда была высечена гранитом, глаза — красными рубинами, она наблюдала. И цеплялась за плечи, и ковала и цепями, и замками, ставила под ноги палки и, хрипя, скалила зубастую пасть. Смертельный яд ее, яд безжалостный и горький, гнилостно—бездушный. Яд ее — любовь. Яд ее — безжизненный холод отверженный. За горами таилось солнце. Пряталось лучами и опускалось на землю лиловым багровым закатом, окровавленным и темным. Собирались тучи.

Ваньинь был глупым гордецом, понимая это, он не мог не противиться себе, не мог сковать себя. И таилась его горечь на губах, в мыслях черным ядом и черным дымом, сгоревшего пламенного прошлого. Безмолвствовал мир, когда поднимая взгляд в небо, Цзян Чэн находил лишь тонкий пергаменный лист, испещрённый аккуратным подчерком, словом ненависть, боль, скорбь, злость, ЛЮБОВЬ! Он был глубоко погружен в себя, потерянный и хрупкий, мир старался быть рядом, и сквозь него он проходил, оставляя прожжённый, холодный и тусклый свет грозового неба. И тогда пришла к нему тьма, и пообещала ему жизнь и смерть.

Цзян Чэн шел по ломким ступеням; лед, сковавший эти ступени, рассыпался и хрустел, с присвистом взрывался ветер в небе, гудел, надрывный, громкий и злой. Ваньинь шагал по ступеням, ступал на стеленный пол прошлого и сквозь время проваливался. В черноте мира было слишком тихо. Не осталось ни ветра, ни звука собственных шагов и даже звука собственного дыхания. Тишина была громкой и плотной как завеса. Тишина таилась и плыла за ним, ступала мягко и бесшумно, всегда на шаг впереди. Обрывалась так же резко, и охватывал его тогда ужас, и гром ясного неба, и свист горящих костров. Паленая плоть воняла отвратительно, отвратительно пах ветер, гнилостный и густой запах

паленой плоти и дерева. Цзян Чэн шел дальше, ступал на черную от крови землю, ступал извилистыми и знакомыми тропами. Наблюдал сквозь время за убийством его семьи и оставался безразлично холодным. Его взгляд в тысячный раз цеплялся за глаза его отца, потухшие и безжизненные, оставался на миг на руках тонких и запястьях белоснежных, на руках его матери. И ее глаза были так же мертвы, как и мир вокруг. А душа рвалась, в битву, в путь; рвалась высоко в небо, сквозь горячечную и злую тьму, не могла вырваться и оставалась в клети из воспоминаний и кошмаров. Продолжал гореть костер и продолжал наблюдать за всем этим безмолвный призрак. За его спиной сестра, за его спиной тянется вереницей тьма.

Недвижимый мирМесто, где живут истории. Откройте их для себя