АНН ГОЛОН, СЕРЖ ГОЛОН ТРИУМФ АНЖЕЛИКИ

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ОНОРИНА В МОНРЕАЛЕ

22

Онорина помогала матушке Буржуа изготовлять свечи. Настоятельница из Конгрегации Нотр-Дам часто занималась этой работой. Она любила вспоминать, что была дочерью хозяина свечной лавки в Труайя. Ей всегда помогала какая-нибудь ученица, что было для ребенка счастьем и наградой. Это был и ловкий педагогический ход — возможность доверительно и по-дружески поговорить с детьми, которые были доверены пансиону.

На этот раз была очередь Онорины де Пейрак. Она подвешивала хлопчатобумажные фитили, вокруг которых монахиня топила воск в специальной формочке.

Онорина, погруженная в работу, вспомнила, что в форте Вапассу также производили свечи.

Она помогала матери готовить растения для отвара.

Маргарита Буржуа спрашивала и слушала ее с интересом. Приключения этих европейцев, которые приехали строить жизнь в глубине самого недоступного района Северной Америки, в котором не жили даже индейцы, напомнили ей опасностью предприятия, верой в успех — историю с основанием городка Виль-Мари. С другой стороны, уже не в первый раз она спрашивала ребенка о впечатлениях, как казалось — самых приятных, о краях, где, судя по всему, она была счастлива.

— Я не хочу возвращаться в Вапассу, — сказала внезапно Онорина.

Матушка Буржуа волновалась до тех пор, пока Онорина не открыла ей причину такого высказывания.

— Я не вижу старика на скале в горах, а другие его видят. Это несправедливо. Я думала, что когда человеку даны глаза, чтобы видеть, он видит все.

— Увы, нет! Это было бы слишком много для каждого. Глаза души выбирают то, что им необходимо, чтобы открыть мир вашей жизни. Мы не можем получать все подарки одновременно. Будьте терпеливы. Когда-нибудь этот дар будет у вас.

Онорина любила манеру, с которой директриса говорила ей «вы», словно она была большой, взрослой персоной, когда речь шла о важных вещах. В повседневных вопросах ее называли на «ты».

Проникшись доверием, она поделилась своими огорчениями, но как всегда это было не то, чего ожидала монахиня, не было проявлений ревности по отношению к маленьким брату и сестре, не было ни малейшего намека на эгоизм.

Но вот старшие братья ее оставили, и это ее ранило, особенно, что касалось Кантора.