Кроличья лапка

∆ Глава 7 ∆

Чонгук смотрит на прекрасную фарфоровую статуэтку, стоящую так далеко на полке, что даже высокому не по годам Чону дотянуться до нее без стула было невозможно. Он плохо помнит это время, кажется, ему было всего четыре. У него, как и у многих, детские года со временем смешались в одну кашу, выдавая лишь редкие обрывки воспоминаний, но если честно, то лучше бы вообще без них.
Мальчишка смотрит на фарфоровую девушку с нескрываемым восхищением, непроизвольно сравнивая ту со своей матерью. Она была такой же хрупкой и печально-прекрасной. Как жаль, что недолго.

Чонгуку пять, он смотрит на маленький сверток в руках матери и ужасно пугается, потому что этот сверток не прекращает кричать уже много минут, хотя Чону кажется, что часов, и протягивает свои маленькие пальчики вверх, к лицу его мамы.
— Оно же ничего тебе не сделает, мам?
— Ах, Чонгук-и, — женщина гладит его по растрепанным волосам и тихо смеется, — это она, твоя сестренка. Она ничего нам не сделает, ты должен ее защищать.
— Ого, как скажешь, мамочка!
«Ты должен ее защищать.»
Чонгуку целых семь, а Тиен только два, но мальчик вечно таскает малышку с собой и когда останавливается у фарфоровой статуэтки больше не сравнивает ее с мамой, ведь сестра похожа на нее гораздо больше. Он любит называть свою Тиен сокровищем.
Как-то раз Чонгук сказал маме, что станет полицейским вместе с лучшим другом, как их отцы. Мать Чона тогда лишь улыбнулась и легко поцеловала сына ледяными губами в висок. Мальчишка тогда нахмурился, потому что у мамы слишком часто были холодные руки и губы, да и в целом имела она уж слишком бледный вид. Через пять месяцев причина стала понятна. Слишком часто люди в мире умирают от сердечной недостаточности.
Дальше — темнота и теплая крошечная ручка сестры в его ладони, их сначала отдали в приют, а потом старая незамужняя сестра их мамы сжалилась над ними и забрала к себе. Казалось, что все начало приходить в норму, Чонгук вновь начал смотреть на фарфоровую куклу с улыбкой, но счастье их длилось недолго.
Тиен росла умной девочкой и в четыре года разбрасывалась фактами об окружающем мире с такой частотой, что девятилетний Чонгук лишь диву давался и крепче сжимал в объятьях брыкающуюся сестру. Все изменилось в одно жаркое летнее утро, Чон собирался в школу, тетя еще не пришла с ночной смены, а малышка Тиен спала крепким сном. Чонгуку было девять, он был в третьем классе и считал себя достаточно взрослым и серьезным, правда вот уже десятую минуту не мог завязать этот проклятый галстук и подумывал вовсе пойти без него, однако, к счастью, вернулась тетушка и помогла ему с этой проблемой. Она действительно заботилась о них, хотя была полной противоположностью их матери.
На балконе послышался шум.
— Что это, тетя?
Чон с любопытством поглядел на штору и двинулся в ее сторону.
— Не надо, тебе пора в школу!
— Но тетя…
— Возьми Тиен и уходите отсюда!
Как жаль, что папа их вовсе не был полицейским, а времени для бегства совсем не оставалось.
Чонгук до сих пор просыпается от кошмаров и едва сдерживает слезы, потому что видеть даже во сне мертвые пустые глаза единственного родного человека — сущий ад. Он бы хотел стереть себе память, никогда не вспоминать о прошлых теплых днях, жить сегодняшним днем, но во снах себя не обманешь. И осколки, осколки, осколки целой когда-то фарфоровой куклы.
Шум, гам, запах пороха и гари, крик их тети и плач Тиен. Он не знает причин и оснований тому, что его жизнь сохранили, кажется, Чон тогда упал в обморок от удара головой об угол стола и провалился между диваном и комодом. Может, его не заметили? Хотя, на самом деле, лучше бы убили.
Он до сих пор будто бы ощущает то уходящее тепло из хрупкого тела сестры на своих руках, сколько бы не пытался скинуть с себя это наваждение. Он много раз представлял себе, что же чувствовали те люди, когда направляли оружие на беззащитную женщину и ребенка. Сравнивал эти вымышленные ощущения со своими и ненавидел этот мир все больше.
Ровно до того момента, когда у него появилась возможность спросить у них лично.
С тех самых пор внутри Чонгука словно что-то закрылось, но вместе с этим дало доступ к чему-то новому, более полноценному, более яркому, дурманящему, восхитительному и терпкому. Он испытывает это только в тот момент, когда спусковой механизм оружия приходит в действие.
Киллер докуривает сигарету, с неба начинают капать первые дождевые капли.
«Покажи мне свое лицо.»
Грубые пальцы проходятся по мягкой коже на щеке вверх, к шраму. Задумчивый взгляд в пустоту. И зачем этому мальчишке понадобилось увидеть его лицо? Что же, кто знает. В любом случае его мечтам не суждено сбыться.
***