Копчёная селёдка без горчицы

22

Я думаю, что мужество — это способность решиться на что-то.

Может быть, дело просто в своенравности «Глэдис», но мы неожиданно свернули с главной дороги и въехали в Канаву.

Я ехала кружным путем через деревню, избегая неприятную миссис Булл, примерно так, как муха в доме уклоняется от сложенной газеты. Но Канава — короткий путь в Букшоу, и сейчас ничуть не хуже любого другого времени.

Хотя черную краску «Глэдис» забрызгала грязь, она была так же резва, как будто ее только что начистили щеткой и отполировали до совершенства. Во всяком случае, ее никелированный руль сверкал на солнце.

— Тебе это нравится, правда, старушка? — спросила я, и она легко скрипнула от удовольствия.

Будет ли миссис Булл стоять на страже у ворот? Мне снова придется изображать из себя Маргарет Воул, племянницу вымышленной, но любимой старой характерной актрисы Джильды Дикинсон?

Мне не стоило беспокоиться. Миссис Булл нигде не было видно, хотя колеблющийся дым над кучами мусора мешал хорошенько рассмотреть участок.

Ее рыжий мальчик — тот, который сидел на ветках, когда я ехала по Канаве с Фенеллой, — теперь восседал в канаве на краю дороги, пытаясь прокопать путь в Китай ложкой.

Я плавно затормозила «Глэдис» и поставила ноги на землю.

— Привет, — сказала я довольно глупо. — Как тебя зовут?

Не самое блестящее начало, но я не привыкла разговаривать с детьми и понятия не имела, как к этому подступиться. В любом случае это не имело значения, потому что маленький негодник не обратил на меня внимания и продолжил производить земляные работы.

Трудно было определить его возраст, ему могло быть от четырех до семи. Большая голова неуклюже болталась на длинном и тонком тельце, он производил впечатление довольно большого ребенка или маленького взрослого.

— Тимофей, — проквакал он, когда я уже собиралась тронуться.

— Тимоти?

Повисла еще одна неловкая пауза, во время которой я растерянно переминалась с ноги на ногу.

— Тимофей.

— Твоя мама дома, Тимофей? — спросила я.

— Не знаю, да, нет, — сказал он, бросив на меня косой осторожный взгляд, и вернулся к раскопкам, яростно тыкая в землю ложкой.