Я пыталась уснуть, но ничего не вышло, из-за не проходившего ощущения тревоги и беспокойства. Бесцельно пометавшись по комнате, застыла возле окна, всматриваясь в ночные тени. Почувствовала, что за дверью находиться Тьерри. Прислушалась — тишина, но его такой притягательный аромат вражеским диверсантом пробирался ко мне, наводя хаос и беспорядок в мыслях и чувствах. Он оказался первым мужчиной, на которого реагировало мое проснувшееся либидо, причем сейчас, незамутненный первой трансформацией рассудок полностью контролировал ситуацию. И я честно призналась себе, что хочу его. Хочу только его и никого больше. Ни его шрамы, ни жуткий нрав не пугают меня. Рядом с ним я чувствую себя прекраснее всех, лучше и нужнее всех. Единственной! И самое удивительное, что тоже самое можно сказать о нем. Глядя на него, я восхищалась им и удивлялась ему. Беспокоил лишь факт предопределения. Неужели он стремится быть со мной только потому, что его заставляет парный инстинкт? Да, им-то легко следовать своим инстинктам и верить им. Но я меньше месяца вер, и до сих пор многие их привычки, повадки и правила шокируют. Ведь я выросла и воспитана на человеческих правилах и ценностях. Да и вообще, тяжело за такой короткий срок поверить кому-то настолько, чтобы отдать ему себя. Ведь это не человеческий союз, где не понравилось — расстались или развелись, и все проблемы решены. Это на всю жизнь, которая может продлиться очень долго. Даже то обстоятельство, что между нами огромная разница в возрасте, давил. Ведь я не столь умна, как он, не так много видела, не имею столько опыта и знаний. Да и еще одна сторона жизни очень беспокоила. Постель! Я ничего не умею, не знаю, а вдруг я ему не понравлюсь или быстро надоем. И хотя Николас сказал, что мужчина никогда не сможет изменить своей паре в отличие от женщины, в это слабо верилось. Я настолько долго была одна, считая себя ущербной и не надеясь обрести свое семейное счастье, довольствуясь только любовью моих родных, что после их гибели душа покрылась холодной коркой льда. И вот сейчас появилась возможность обрести его, отогреть, наконец, свою душу, надо только решиться и протянуть руку, чтобы мечта осуществилась. Надо только отбросить предрассудки и страх перед неизвестным, чтобы получить этот шанс. Было так страшно, и в то же время его сегодняшняя бурная вспышка ревности и инстинкта собственника говорили в мою пользу. Я так устала чувствовать себя одинокой птицей, взирающей на бурлящую внизу жизнь, паря в холодных пустых небесах. Прислонив ладонь к прохладному окну, я тихо прошептала в темноту:
— Помоги мне, Боже, разрушить стену моего одиночества и подари мне дом, где меня будут любить и беречь.
Тяжелые раздумья прервал стук в дверь, а через мгновение в комнату вошел предмет моих тревог. Оглядев с ног до головы, предложил:
— Хочешь прогуляться со мной в лесу?
Бросив взгляд на темноту за окном, отрицательно покачала головой. Снова показалось, что он испытывает боль, глядя на меня. Еще пару мгновений он смотрел на меня, потом кивнул и вышел за дверь, унеся с собой невысказанное. Я присела на кровать и попыталась понять, что сейчас между нами произошло. Погипнотизировав дверь еще минут пять, подошла к ней и, набравшись смелости, резко открыла. Он сидел на полу передо мной, облокотившись о стену, и удивленно смотрел на меня. Потом, встав, подошел, глядя в лицо с непередаваемой нежностью, пальцами левой не так сильно поврежденной руки ласково коснулся моей щеки. Так не может смотреть равнодушный человек! Склонив голову набок, я прижалась к его руке щекой и тихонько попросила:
— Пригласи меня в гости к себе. Очень интересно, как ты живешь.
Его глаза блеснули от неуверенной радости. Отойдя от меня на пару шагов, сделал приглашающий жест в комнату напротив моей.
Такие же апартаменты как у меня, но все выдержано в темных тонах и с более прочной крупной мебелью. Неудивительно, с такими-то габаритами. Осматриваясь, я прошла по комнатам, интересуясь малейшими деталями, чтобы лучше узнать мужчину, предназначенного мне самой судьбой. Замерла возле стола, заметив стопку моих фотографий, — не ожидала, удивленно оглянувшись, увидела, что он стоит за спиной.
Подойдя вплотную, Тьерри начал осторожно поглаживать мои плечи, потом руки. Затем, легонько прижав к себе, склонился, зарывшись в волосы и шумно вдыхая мой запах. По телу побежали довольные мурашки. Спиной почувствовав, насколько велико его возбуждение, и, ощущая то же самое, решила отпустить ситуацию в самостоятельное плавание. Слишком велико было искушение, а я так долго была девственницей, и прямо сейчас хотела испытать, какого это: чувствовать себя настолько желанной и такой нужной, да что там... единственной.
Я повернулась к нему и подняла голову, всматриваясь в его горящие огнем желания глаза. Обхватив мое лицо руками, он большими пальцами начал нежно поглаживать скулы, щеки, а потом спустился к губам. От прикосновений и жара, исходящего от потрясающего мужского тела, я медленно плавилась. Внизу живота разгорался пожар. Ноги подкашивались, и я схватилась за его рубашку, пытаясь удержаться. Когда наши губы встретились, показалось, что меня ударило током. Такие ласковые и нежные в начале, его губы вскоре сминали и полностью поглощали мои, требуя, покоряя, заставляя повиноваться. Такой вкусный, такой нежный и такой сильный — лучшее сочетание для первого поцелуя. Голова перестала работать, остались лишь чувства и эмоции, которые с каждой секундой все нарастали. Я начала задыхаться, и он, освободив мои губы, принялся целовать, покусывать и облизывать мои шею и ухо, от чего я застонала запрокинув голову, ошеломленно заглядывая в почерневшие глаза, в которых плескалась нежность. Выгнулась и сильнее прижалась к Тьерри, жаждая одного — физической близости. Пришло время отдаться давно сдерживаемым желаниям.
Я ощущала, как вожделение кричит в каждой клеточке истосковавшегося тела. Обняла его плечи и стала их гладить, прижавшись к широкой груди. Подхватив меня за ягодицы, Тьерри плавно переместился к кровати, аккуратно уложил, не переставая ласкать мое тело. Легкие покусывания привели меня в исступление, и я словно дикая кошка попыталась содрать с него рубашку, чтобы оказаться как можно ближе. Одним резким движением сорвав ее с себя, он также, не медля ни секунды, разделался моим с платьем и нижним бельем. Обведя мое обнаженное тело восторженным, замутненным желанием взглядом, с довольным рыком принялся изучать его, а мне пришло в голову, что после сегодняшней ночи на теле не останется ни единого кусочка, который бы не узнал ласк Тьерри. Его губы перебегали с возбужденной груди на живот и обратно, и снова возвращались к моим губам, горя страстным желанием. Я громко стонала в особо острые моменты, вцепившись в него, и так же, как и он, изучала его тело. Он довел меня до первого в жизни оргазма легко и быстро, а потом раздвинул коленом мои ноги, лег между бедер и положил обе руки на грудь. Тяжело дыша, он на мгновение замер и торжествующе взглянул в мои глаза.
— Как же долго я ждал тебя! Никогда еще я так не желал женщину...
Я ощутила себя существом на краешке восхитительного переживания, трепеща в его сильных руках. В затуманенном мозгу возникла мысль о том, что должна сказать ему одну вещь...
— Тьерри, — прошептала я, — мне нужно тебе сказать...
— Потом, — перебил он. — Все потом, кроме этого...
Он резко дернулся и ворвался в меня. Я приглушенно вскрикнула от пронзившей боли, горячей волной прокатившейся от низа живота. Ощущение, что меня порвали пополам, заставило выгнуться и закричать. Руки, которые секунду назад ласкали, теперь неистово пытались оттолкнуть его, а он в полном ступоре застыл и в ужасе посмотрел на меня.
— О Боже! — прохрипел, замерев, Тьерри, с неподдельным изумлением вглядываясь в мои глаза, полные слез боли и страдания. Потом, прижав лицо к моей шее, хрипло зашептал, — Силы небесные, почему ты не сказала мне! Я был бы более осторожен и терпелив. Такая тесная, маленькая и такая жаркая. Моя! Моя! Только Моя! Прости меня, маленькая моя, прости за боль.
— Отпусти меня, — прошептала, тщетно пытаясь высвободиться из его объятий.
На лице Тьерри отразилось напряжение боровшихся в нем чувств.
— Не могу, — простонал он. — Не могу... Но постараюсь сделать тебе приятно, любовь моя... Клянусь, что теперь тебе всегда будет только хорошо.
Его движения были чрезвычайно нежными и осторожными. Он сдержал свое слово — вскоре боль ушла, утонув в восхитительном водовороте чувственного наслаждения, я стала страстно отвечать на его движения, инстинктивно подстраиваясь под ритм его толчков, Тьерри забыл об осторожности и стал с силой входить снова и снова, горячо шепча на ухо:
— Да, вот так, двигайся вместе со мной... Обними меня...
Пылкие слова возбуждали так же сильно, как и его губы, перебегающие от мочек ушей к губам, шее, груди. Даже не подозревала раньше о существовании плотского удовольствия, которое может неожиданно стать таким сильным и причинить невыносимо сладкую боль. Волна ощущений продолжала нарастать, и я оказалась на вершине удовольствия, которое через мгновение взорвалось ослепительной вспышкой. Вскрикнула и впилась ногтями в спину Тьерри...
Скоро я почувствовала его напряжение, от которого все мышцы его тела натянулись словно струна, через секунду он взорвался во мне и с громким рычанием уткнулся в шею, поглаживая спину по которой еще пробегала дрожь. Волна наслаждения накрыла нас обоих, заставив еще теснее вжаться друг в друга и почувствовать себя единым целым. Прижатая к его телу, я хрипло прошептала, всей душой надеясь, что это правда:
— Мой! Только мой!
Перекатившись на спину, он положил меня сверху и, удерживая, ласково поглаживал, а я довольно прижалась к нему, расслабленно ощущая себя маленьким котенком. Я получила удовлетворение еще и от сознания того, что мое тело могло дать ему такое же большое наслаждение, какое испытала сама. Постепенно мы успокаивались, продолжая обнимать меня одной рукой, он привстал, поднял лежавшее у ног на кровати покрывало и накрыл нас.
Даже утомленная после пережитого, я готова была мурлыкать от удовольствия, которое дарили его руки моей напряженной спине. Я растеклась по нему лужицей и лежала, наслаждаясь, слушая, как сильно и мощно бьется его сердце. Я надеюсь, в нем найдется место для меня. Потому что мое сердце теперь полностью принадлежит ему. Подняв голову, я спросила, нежно погладив его лицо с правой стороны, где были особо сильные повреждения:
— Расскажи, как это произошло, пожалуйста.
Чуть поднявшись на подушке, чтобы было удобнее смотреть на меня, крепче прижал к себе одной рукой, а второй — продолжал легкий массаж. От его телодвижений я опять чуть не заурчала, чувствуя своей кожей каждую мышцу, каждый волосок на его теле.
— Хочешь услышать мою исповедь, маленькая! Ну что ж, это небольшая плата за то, что ты подарила мне взамен.
Подтянув еще повыше, снова уткнулся носом мне в волосы и глухим голосом начал свой рассказ:
— Мой отец, внешней копией которого я являюсь и ношу его имя, дико ревновал мою мать, Луизу Морруа, но к его чести можно сказать, что страдал от ревности обоснованно. Она никогда не хранила отцу верность. Когда мне исполнилось двенадцать, мать завела интрижку с одним из членов совета — Фабиусом Де Лавернье. Мой отец в то время возглавлял совет, и Фабиус уже пару раз пытался занять его место честным образом, вызывая на дуэль, но оба раза терпел тяжелое поражение. И вот он, наконец, придумал более легкий путь, чтобы добраться до вожделенной власти. Очаровал мою мать. Хотя на это у него ушло не так много времени и сил. Он был очень осторожным и методичным в осуществлении своего плана, надо отметить, что он хорошо постарался, потому что вскоре моя мать от любви к нему, сжигаемая страстью, окончательно потеряла голову, желая заполучить его в свою постель. Он без труда уговорил ее убить своего мужа, обещая навеки связать свою судьбу с ней и сделать меня своим наследником. Если ты еще не знаешь, то мужчина-вер может получить потомство только от своей пары, хотя с рождаемостью у нас становится все хуже и хуже. И моя глупая, ветреная мать согласилась на это преступление не только против своего мужа, но и против отца своего сына. Во время сна отправила на божий суд: отсекла ему голову, предварительно утомив любовным марафоном, Утром, вся в крови, она пыталась объяснить все мне. Сейчас мне кажется, что после того, что совершила, она немного повредилась рассудком, потому что говорила тогда со мной сбивчиво, все время срываясь в истерику, а потом приказала охране впустить Де Лавернье. Его клан, вероломно проникнув в замок, уничтожил многих наших воинов, не ожидавших нападения и не знавших в тот момент о гибели своего главы. Мой ад начался именно в тот момент, хотя я думал, что попал в ад, узнав об убийстве отца. Первым делом меня посадили в клетку во дворе замка. На возмущенные вопли моей матери, вероломный любовник отреагировал тем, что отдал ее своим телохранителям на забаву. На следующий день ее привязали к столбу, и она наблюдала, как во двор замка въезжала истинная пара Фабиуса — Кассандра Де Лавернье. Она лично подожгла хворост, разложенный у столба, к которому была привязана моя мать. К ней же в костер бросили расчлененное тело моего отца. Так сказать, для компании. Предварительно поведав, что вся эта идея принадлежит Кассандре. После убийства матери эта парочка принялась за меня. Они развлекались со мной три дня с перерывами на еду и отдых. После их посещений на моем теле все меньше оставалось целой кожи. Они секли меня металлическими прутами, концы которых были закованы в серебро. На время экзекуция вытаскивали из клетки и одевали серебряный ошейник. В конце третьего дня кровавые забавы так возбудили их, что меня оставили в ошейнике на ночь во дворе, а сами удалились в спальню. Мне удалось руками сломать ошейник и сбежать из замка. В таком жутком состоянии меня подобрал Рэнулф Макгрант, со своим отрядом возвращавшийся из очередного путешествия, проезжая по территории Франции. Он вылечил меня и помог стать взрослым мужчиной, способным за себя постоять. Я достиг тридцатилетия, когда Рэнульф встретил свою Мэйдию и покинул их. Тогда я ненавидел всех женщин — хороших и плохих — не мог простить им поступка своей матери, вероломства и жестокости Кассандры. Мне потребовалось еще двадцать лет, чтобы собрать оставшихся в живых Морруа и возродить клан, возглавив его. В пятьдесят я вернул наш родовой замок, уничтожив Кассандру Де Лавернье тем же способом, каким она со своей парой убила моих родителей. Но, к сожалению, эта тварь, Фабиус, успел сбежать благодаря паре своих телохранителей. Крыса так хорошо схоронилась в этот раз, что мне потребовалось более пятисот лет, чтобы, наконец, найти его. Прошлые два раза он сбегал, как только слышал о моих бойцах в пределах его территорий. Много столетий я чувствовал, что внутри у меня растет кусок льда, замораживая не только сердце, но и душу. Сплошной холод и ненависть — вот, что я чувствовал на протяжении тысячи лет своего существования. Только месть вносила хоть какой-то смысл в мою жизнь, пока два месяца назад, выйдя из лифта собственного отеля, я не почувствовал твой запах. Теплый аромат нежности и женственной мягкости, который копьем пробил мою ледяную душу, оставив зияющую дыру, наполнившуюся болью и тоской по, казалось, несбыточному. Два месяца поисков и, наконец, ты со мной в самолете. Такая маленькая, уязвимая и настолько красивая, что я не мог оторваться, глядя на тебя, прикасаясь к тебе, пока ты спала, лаская такую теплую нежную кожу и шелковистые черные, словно вороново крыло, волосы, так похожие на мои. А ты проснулась напуганная и ершистая, словно маленький котенок. Ты боялась нас, и я хотел дать тебе время привыкнуть. Знаешь, меня больше всего удивило, что ты опасалась остальных больше меня: доверчиво хваталась за мои изуродованные руки и в испуге прижималась. Я испытывал непереносимую боль, не смея прикасаться к тебе, чувствуя твое тепло и мягкость, и одновременно страх передо мной. Поверь, мой маленький волчонок, я лучше перегрызу себе глотку, чем причиню тебе вред. Я никогда в жизни не представлял свою будущую подругу, но когда получил тебя, возблагодарил небеса за такой подарок. Твоя невинность еще больше растопила мою душу. Я обещаю, что всегда буду беречь тебя и никому не дам в обиду.
Зарывшись руками в волосы, он приподнял мою голову и начал нежно целовать губы и мокрые от слез щеки. От этой ласки я совсем расклеилась и разрыдалась, уткнувшись ему в шею, и обняв руками.
— Ну что ты, малышка, не плачь. Я сделал все не так, я все исправлю!
Я еще крепче вжалась в него и замотала головой, пытаясь успокоиться. Рыдания перешли во всхлипывания, а потом закончились икотой, сквозь которую я пыталась объяснить ему, как мне жаль того двенадцатилетнего мальчика, которому пришлось перенести столько страданий. Потом еще с полчаса я божилась и клялась, что всегда буду рядом и никогда не брошу, и не предам, и уж тем более не изменю, потому что мне нужен только он. И вообще, я честная и порядочная жена, а не какая-то там! А если он сможет меня полюбить, то вообще попаду в рай на земле. И меня, наконец, успокоили таким восхитительным образом, что я растворилась в эйфории потрясающей физической близости, забыв обо всем, кроме испытанного наслаждения, разделенного с этим необыкновенным мужчиной. Потом, придя в себя, я тоже рассказала свою историю жизни, причем в конце благополучно уснула прямо на нем на середине слова.
