Дни, один за одним, сменяли друг друга и, казалось, в Смешариково ничего, кроме даты на календаре больше не менялось - таким однообразным все казалось на первый взгляд, но это было далеко не так. Например, в гараже Пина появилась огромная плетеная корзина. Невзрачная на первый взгляд, да еще и совершенно не законченная, они с Лосяшем придумали досаточно прочную и практичную конструкцию, которая принесла бы Катерину через весь земной шар несколько раз, и не в коем образе нигде не прохудилась бы, не расплелась. Одним словом - идеально. Каждое утро Пин смотрел на это "идеально", с великим трудом подавляя внутри желание расколотить корзину к чертовой матери. Есму казалось, что в один из дней он точно изнечтожит это дьявольское оружие уничтожения мечты, хотя и сам понимал, что главным уничтожителем является именно он, Пин.
После того случая Катерина не раз ещё заходила, рассматривала всякие железки, механик поил ее чаем и постоянно что-то рассказывал. К теме мечты молодые люди больше не возвращались, и те объятия были первыми и, пока что, последними. Возможно оттого, что оба были этим смущены, но как бы то ни было, Вагнер довольно часто, почти каждую ночь, сидя на берегу моря, вспоминал это хрупкое, прильнувшее к нему тело, вспоминал робость, охватившую их обоих, поднимающееся изнутри откуда-то из недр чувство, приятными мурашками разбегающееся по телу.
Да, Пин всё так же не спал ночами, всё так же смотрел на звезды и вопрашал - почему всё так сложно? Почему любовь не поддаетмя сценарию, и даже если ты обдумал план действий, то почему не получается ему следовать? Отчего слова застревают в глотке теряются на полпути? Что это за параличь, когда ты хочешь обнять, но не можешь? Когда хочешь коснуться рукой черных кудряшек, но конечности не слушаются? Когда хочешь отвести взгляд от бездонных зеленых глаз, но не получается?..
А Катерина все так же жила в доме старого ворона. Жилище его приятно преобразилось. Не сказать конечно, что раньше там было грязно и пыльно, но персональный музей жизни Кар-Карыча приобрел более упопядоченный и опрятный вид. Более опрятный вид приняла и она сама, потому как ребра почти уже срослись, а Совунья в один из дней принесла ей свои старые-старые платья. Они действительно были безумно старыми, но несмотря на это опрятными и аккуратными, и в них Катерина выглядела по-особому мило, больше похоже на ребенка, и старый Карыч, умиленно улыбаясь, дал ей кличку Котик. Видимо, бывший путешественник почувствовал себя дедушкой, быть может в этом не было ничего хорошего. Катерине, Котику, предстояло уезжать, точнее - улетать, и весьма скоро, как только она будет полностью к этому готова. Речь именно о готовности её организма, потому что шар почти уже готов, и оставалась пара каких-то деталей (а именно укрепить корзину и разобраться с самим шаром), и медлил с ними именно Пин... Причем, медлил непростительно, тянул кота, что называется, за все места. Да, он так хотел творить ради кого-то, но творить явно на машину, на которой Она улетит, улетит и больше не вернется.
Сегодня погода была непередаваемо прекрасной, то самое сочетание тепла и прохлады, когда солнышко ярко-ярко освещает всё вокруг, но при этом не печет; по небу плывут кучерявые облака, отбрасывая на землю тень. Редкосная красота, которую застать порою крайне тяжело, и вокруг всей этой невообразимости царила такая теплая и приятная атмосфера... Казалось, не день, а сказка, самая настоящая.
По залитой солнцем поляне, прямяком к морю, шла Катермна, соправождаемая Лосяшем. Направлялись они к Пину
— Любезная, вы и представить себе не можете насколько идеальны наши с Пином чертежи, ваш шар будет способен облететь хоть всю Землю! — широко размахивая руками, дабы придать своей речи больше красок, рассказывал обладатель рогатого ободка. Впрочем, того самого ободка у него уже не было, потому как "любезная" весьма любезно потеряла его, еще в тот раз. Пин выронил его из рук, а Котик в тот момент меньше всего думала именно об ободке. Зато был другой, слегка другого цвета, но всё же рогатый.
Как ни странно, рассказы Лосяша не вызывали в девушке никаких эмоций, она чувствовала, что что-то явно не так. Безумно хотелось улететь, найти наконец тот самый сад, но черт возьми, что-то было не так, и понять бы только что именно! Прекрасный сад, боже, как же хотелось отыскать его...
— Мне кажется, вы не очень-то рады, — уклончиво заметил рогатый. Он остановился и, поправив очки с прямоугольными линзами, внимаельно посмотрел на Катерину. Казалось, и его что-то тревожило.
— Не то чтобы... Просто... — Катерина шумно выдохнула, думая как разъяснить причину
— Котик, — мягко начал Лосяш, подбирая слова. Друзья были уже у причудливого домика, держащегося черт знает на чем, такого несуразного, но почему-то до боли в сердце милого. Катерина так любила бывать тут, каждый раз открывая для себя все новые секреты этого жилища и его хозяина, но сейчас дорога была не сюда, а в еще более несуразный гараж.
Катерина приподняла бы бровь, если бы могла, но увы природой ей такая способность не была дана, и поэтому свой немой вопрос она выразила взглядом. Котиком её звал только Карыч, никто больше не позволял себе подобного, даже Пин, а он был здесь для нее самым близким человеком (после разве что Карыча). Вообще, она была не против, но "Котик" было слегка непривычно, немного даже резало слух
— Понимаете ли, любезная... Вы ведь могли бы и не улетать никуда. Думаю, со мною согласятся все, и нам с Пином, с нашим дорогим другом, было бы приятнее строить для вас дом, нежели воздушный шар
— Дело не в этом, я все равно улечу, я хочу найти... А, не важно...
— Позвольте, очень даже важно. Впрочем, это ваше дело...
Лосяш был явно весьма огорчен этой фразой, и не подать виду ученый не мог.
— Я сейчас забиру свой телескоп у Пина, если он его починил, разумеется... Вы не откажете мне в удовольствии полюбоваться сегодняшним звездопадом?
Сказать, что Катерина была ошарашена - не сказать ничего, ровным счетом, попросту промолчать. Брюнетка не знала что и думать, поскольку таких пледложений ей не поступало никогда. Разве что в иной, противной и пошлой форме, но в таком далеком и неприятном прошлом, что даже мыслей об этом допускать не хотелось.
— Прежде чем ты ответишь мне, подруга моя задумчивая, позволь напомнить тебе, что вчера вы с моим дорогим другом Пином беспардонно оставили меня в одиночестве и, к тому же, потеряли мой любимый ободок, — как бы намекая на то, что отказ не принимается, размеренно проговорил Лосяш.
— Я уже извинилась, — Катерина отвела взгляд и стала рассматривать ровную морскую гладь, — Ладно, — Девушка глубоко вдохнула свежий, чистый прибрежный воздух. Какой воздух был в этом месте! И не только воздух. Ромашковая долина, село Смешариково, всё в этом месте было таким необычным, спокойным и... Уютным, что ли.
— Вот и замечательно, дорогая моя. С телескопом или без, звездопад будет просто феноменальным, мы не в праве пропустить это.
***
Лосяш в приподнятом настроении протирал свой любимый телескоп от строительной пыли, казалось, что ученый как-то слишком сильно дорожит этим интрументом. А Катерина всё не могла налюбоваться корзиной. Брюнетка с такой благодарностью смотрела на Пина, что тот даже невольно вздрогнул. Девушка слегка помрачнела, увидев в таких уже родных глазах тоску.
— Ты чего? Всё в порядке? — взволнованно спросила она, но в ответ получила лишь резкое "Йа, натюрлейх". Эти слова как-то больно кольнули её, словно бы это не слова вовсе, а маленькие иголочки.
И даже сейчас, когда она с Лосяшем расположилась на большой поляне и думать следовало бы о предстоящем взездопаде, девушка прокручивала в голове слова Пина, и становилось еще больнее.
— Подруга вы моя депрессивная, что с тобой случилось? — голос Лосяша донесся до нее как-то странно, словно через вату. Девушка пришла в чувства только когда не её плечо легла тонкая рука шатена.
— М? Извини. Я просто задумалась, — тихо ответила Катерина и села на колючую траву.
— Да уж позвольте, я вижу, что вы задумались. Я не могу понять, что с тобой случилось, — Лосяш присел рядом. Он, казалось, был собранным и внимательным сейчас, что ему не свойственно.
— Можешь не отвечать, — Лосев снял очки и положил их в карман, — но заметь, ты сегодня уже второй раз отказываешь мне в ответе.
Лосяш прекрасно осознавал, что этот упрек был лишним. Но слова уже сказаны, осталось только надеяться, что Катерина не обибется. Ученый как никто другой понимал, что у каждого есть секреты, рассказывать о которых не хочется, но состояние подруги слишком сильно его беспокоило.
— Евген, а ты о чем мечтаешь? — внезапно вкрадчиво заговорила девушка, наблюдая за тем, как садится красное солнце, уступая место сумеркам ночи.
Лосяш не сразу понял, что обращаются к нему, было немного непривычно. Все звали его "Лосяш", в особых ситуациях - "Женя". Но так, как додумалась сократить его имя Катерина, Лосева ещё никто не называл. Впрочем, было в этом что-то особенное и приятное.
— Я... Да уже ни о чем. Раньше было столько амбиций, мечтал получить Нобелевскую, перевернуть этот мир с ног на голову своими открытиями... Сейчас вроде тоже хочется, но как-то на мечту не тянет.
— Как так? Такая колосальная мечта уже не мечта?
— Мы меняемся, Котик, а вместе с нами и наши мечты. Здесь я понял, что мне доставляет гораздо большее удовольствие заниматься наукой ради себя и тех, кто мне дорог. Иногда конечно бывает, что былой пыл возвращается... Но, признаться, ничем хорошим это не заканчивается никогда.
Девушка удтвленно вскинула брови и перевела взгляд на Лосяша.
— Ну что ты так смотришь, — ученый улыбнулся, — Я, понимаешь ли, последний раз словил такой, с позволения сказать, приступ, когда у Плутона отняли статус планеты. Повесил себя голодать на дерево. Но знаете, Плутонианцы меня за это отблагодарили, — мужчина говорил на полном серьезе, и Катерина не смогла сдержать смех.
— Извини пожалуйста, я не должна смеяться над этим, — девушка совершила над собой великое усилие, чтобы успокиться.
— Да, не стоило. Но зато ты повеселела, а это главное, — Лосяш попытался потрепать ее по волосам, но сделать этого не удалось, поскольку волосы Катерины по прежнему были стянуты в тугой хвост, — А ты о чем мечтаешь?
Брюнетка поняла, что теперь точно не отвертишься, придется рассказывать. Она тяжело вздохнула.
— Знаеш... Есть такой сад. Бабушка говорила, что это самое прекрасное место. Там растут все растения мира, можно найти всех животных. И все живут в мире...
— А обстановка там такая прекрасная и спокойная, что забудешь что вообще такое цивилизация, — продолжил за неё Лосяш, — Дорогая, этот сад - Эдем, или же Рай. Прекрасное место, жаль только, что не существует.
— В смысле Эдем? Нет. Рая нет, а этот сад есть, и я должна найти его. Бабушка рассказывала о нем, — воскликнула Катерина.
— Дорогая моя подруга, успокойтесь. Позвольте кое-что объяснить. Загляните на этот сад иначе, сквозь образы. Если читать об этом месте не как о существующем, а как о неком образе дома, образе истиной веры, то все встает на свои места и даже можно найти логику. Понимешь? Эдем это не только место, куда душа якобы попадает после смерти. Это образ. Его можно примерить к любому месту, которое станет тебе дороже всего на свете, да даже не обязательно чтобы это было место . Для Копатыча Рай заключается в его огороде, а для Бараша, например, в пере и бумаге - месте, где он может отпустить все заботы и превратить мысли во что-то прекрасное.
Катерина слушала и с каждым словом становилась всё злее.
— Бабушка перед смертью завещала мне найти этот сад, ясно?! Я найду его, он есть!
— Катерина, он есть, но это не то, что ты себе представляешь. Подруга вы моя вспыльчивая, Ваша бабушка завещала вам найти счастье, а не мифичкчкий райский сад. А вам между прочим уже двадцать пять лет. И будучи таким взрослым и здравомыслящим человеком, вы столько лет убили на то, чтобы это понять? Ладно бы вы были религиозной, но так нет же.
Девушка, казалось, вот-вот заплачет. Она не хотела верить в то, что это может быть правдой. Да, так всё вставало на свои места, но разве можно спокойно признать такую ошибку? Катерина вскочила со своего места.
— Он есть, ясно?! Я найду этот сад! — девушка в слезах убежала в сторону дома Карыча. Ей не хотелось никого видеть, ни Пина, который ей нахамил и отказался разговаривать, ни Лосяша, который посмел так издеваться над её мечтой. Честно говоря, Катерине и себя видеть не хотелось. Было страшно даже представить, что Лосяш прав.
— Сад... Да, детский. Детский сад, — тихо проговрил Лосяш, ложась на траву. Не так он планировал провести этот вечер. Мало того, что планы нарушились, так он еще и обидел дорогого друга, а Катерина за это время все-таки стала именно дорогим другом. И как теперь извиняться?
***
В мастерской Пина как всегда царил хаос, но, как известно, порядок нужен лишь глупцу, гений властвует над хаосом. В этом есть доля истины, ведь хаос, хотим мы тогт или нет, в том или ином виде окружает каждого из нас, и управлять порядком гораздо проще, чем над этим самым хаосом. Так всегда говорил Вагнер. Цитируя Эйнштейна, механик упорно не хотел признавать, что в его случае это просто отмазка для лени. К тому же, что толку разбирать все эти винтики, шурупчики и гаечки по полочкам, если спустя полчаса всё будет в точно таком же беспорядке.
Тем более, сейчас ему вообще не хотелось думать об обстановке вокруг. Уже был поздний вечер, в Смешариково все готовились смотреть грандиозный звездопад, обещенный Лосевым. Но только не Пин. Мужчина сидел за заваленным грудой всякого очень нужного, по его словам, барахла, а перед ним стоял уже давно остывший чай без сахара. Чаем это назвать было сложно, поскольку несчастный пакетик был заварен уже не первый раз, но механик словно не замечал отвратительного вкуса и изредка попивал эту баланду.
— О майн гот, что я такого сделаль?.. — тихо вопрошал немец, расфокусированным взглядом сверля стену. Мужчина хотел кричать и ломать всё, что только могло попасть под его руку.
— Что я такого сделаль?! — уже громче воскликнул он и опрокинул гранёный стакан. Такая посуда практически не убиваема, но Пину удалось разбить его. Мужчина попытался собрать осколки, но один из них предательски врезался в кожу, причем достаточно глубоко. Механик нахадился в такойй апатии, что попросту послал этот осколок, как и асе остальные, валяющиеся на полу, к черту.
— Глюпый, глюпый Пин! Надо било не отдавайт телескоп! Найн! Надо било забрать Её! О Небо, я просто просить кусочек счастья! Почему ти дать мне его, и сразу отнимайт?!
Мужчина взял первое, что попало под руку, какую-то железную арматуру. Его тело горело будто бы изнутри, горело неистовым пламенем, и пламя это рвалось наружу. Вырывалось криками, разлеталось кусками плетёной корзины, и не жаль было ни сил, ни времени, потраченных на этот ужас. И пусть Она теперь его возненавидит, но зато не улетит.
Пин на секунду остановился и его сердце сжалось до боли в груди. Он представил, как она сейчас любуется звездами не с ним, а завтра днем придет как ни в чем не бывало (что не удивительно, ведь Пин ни разу не заикался о любви, и причин отказывать Лосяшу у Катерины просто не было), а потом расплачется и уйдет, уйдет навсегда.
Механик осел на пол. Да, он ревнует. Но никто никому ничего не обещал, Пин не в праве так злиться. Да, этот воздушный шар должен был унести Ее навсегда и лишить Пина его феи, его любви. Но для Катерины это был аппарат, который должен был донести её к мечте. И понимание всего этого так внезапно нахлынуло на мужчину, что голова пошла кругом. Вангер так и остался сидеть на полу, в окружении теперь уже хлама, прекрасные голубые глаза его затуманенно смотрели в одну точку. И силы встать он в себе не нашел даже когда послышался стук, а затем скрип входной двери.
