Хрущёвка

Декабрьским вечером

«28.12.18
Не так давно у меня получилось заметить за собой одну престранную вещь, которую я не до конца мог принять как факт моего существования, — я все чаще и чаще стал перечитывать свои старые записи, и чем больше я вдаюсь в свои текста, тем больше меня одолевает отвращение к самому себе. Как бы мне не хотелось не прибедняться, я хочу быть достаточно честен и откровенен, хотябы с самим с собой, я давно утратил смысл в собственных занятиях, именно сомнение в осмысленности своей жизни окончательно и бесповоротно подкосили меня.» - на этих словах молодой человек отложил в сторону темно-синюю шариковую ручку, которая вот-вот исчерпает все свои чернила и продолжит бытие в мусорном ведре, затем закрыл замызганную зеленую тетрадь, на обложке которой красовались круглые жирные пятна от невесть какой еды и косая надпись «личное», а различные листы вовсе торчали в разные стороны из нее, что придавало тетраде некий деловой вид, что на самом деле было простой неаккуратностью и небрежностью. «Рано утром на смену, — подумал студент, — потом защита диплома», он оперся худощавыми руками на раскачанный стол и закрыл широкими ладонями бледное лицо, по кухне раздался протяжный глубокий вздох, полный отчаяния и разочарования в себе. Над дверью между маленькой кухней и узким коридором с ободранными обоями висели круглые часы, - пол одиннадцатого, - дело близится ко сну, ведь завтра ожидает ранняя смена в кафе, название которого из раза в раз так раздражало и резало слух; «Opyata», что-то вроде письма транслитом русского слова «Опята» на английский лад, надо же придумать имя заведению столь глупое, каким оно является сейчас? А может это лишь личная антипатия парня, ведь тот просто не выносит грибов.

Он быстро встал из-за стола, на котором, как и прежде, осталась лежать та неопрятная тетрадка с дешевой ручкой. Быстрый шаг в столь малогабаритной съёмной квартире Хрущевских времен был просто непозволителен человеку с ростом в шесть футов, потому дальше он направился в ванную умеренным шагом, изредка упираясь руками о холодные бетонные стены, обои которых, как было упомянуто ранее, без конца облезают, как можно предположить, еще с самой постройки дома.

Болезненно зеленый оттенок кожи, неприятная колкая щетина, под которой виднеются маленькие шрамы от затупившейся бритвы, полопанные красные сосуды в глазах и безжизненный стеклянный взгляд, словно у мертвеца, смотрящий куда-то сквозь, нежели прямиком, — картина не из приятных, в особенности завидев все это в зеркале на самом себе. Но разве это имеет значение, внешний вид? Впрочем, он и впрямь играет немаловажную роль в жизни, но не в этом случае. Совершенно одинокий, отданный лишь самому себе, в полном обьеме погрязщий в своих дурных мыслях человек. Оттого ли двадцати двух летний юноша, безотрадно оставленный наедине лишь с осознанием абсурдности бытия, только по недостатку сил продолжает свою, по его мнению, никчемную жизнедеятельность?

Оголеная лампа, мягким светом выхватывающая из темноты тесный санузел, время от времени нарушала гробовую тишину тихими гудками. Опомнившись от звуков лампочки, свисающей с гниющего потолка, парень в последний раз оглядел покрытую ржавчиной раковину с ванной, грязное, замыленное зеркало и различного рода тряпки не первой свежести. Мужская рука потянулась за стаканом на полке, в котором лежали уже не новые лезвия для бритв как и сами бритвы. Резкий, глубокий порез от самой ладони почти до локтя заставил плоть выпустить быструю и горячую багровую кровь вдоль всей руки, тотчас проливаясь на холодную плитку пола.