порочный роман

16 глава

Хёнджин вернулся домой на следующий день, где-то под вечер. Он бы вернулся раньше, но Чонин очень долго и упорно уговаривал его остаться хотябы до вечера. Хван не мог отказать, да и провести денёк с братом тоже совсем не плохая перспектива. Слава богу родители утром уехали, а то бы вновь пришлось устраивать с ними разборки, с отцом в основном, который, к слову, перед уходом даже не посмотрел в сторону сына. Джину было обидно в душе, очень обидно. Не смотря на все разногласия, отца он любил, родитель всё-таки, и не всю жизнь он ему твердит про компанию. В детстве отношения отца и сына были очень хорошими. Папа омега же подошёл, обнял, сказал, как сильно он любит своих детей и удалился вслед за мужем, с печальным видом. Понимал, что старшего ребенка он вряд-ли увидит в ближайшее время. Альфе стыдно перед папой, но он все равно не сможет приезжать а родителям из-за отца. Гордость и терпение не позволяют.

После целого дня общения с братом и его мужем, Хёнджин все же уехал. Как бы он брата не любил, он понимал, что сидеть весь день у него на шее, как-то нехорошо, не смотря на то, что Ян сам его уговорил остаться, да и страшно домой хотелось. Взять кисточку, чистое, белоснежное полотно и творить, следуя новым эмоциям, которые он испытал за последние дни, проведенные Феликсом. Руки художника уже изнемогали от отсутствия художественных принадлежностей, так альфа любил рисовать. Особенно, он имел огромный фетиш на рисование Ликса. А на днях он лицезрел Феликса, такого радостного, оживлённо, сидящего на берегу моря, в сумерках на фоне последних лучей уходящего солнца. Эта картина отпечаталась в мозгу Хвана очень хорошо и плотно, не давая ему покоя. Поэтому в тот же вечер, бросив все свои вещи в холле, Хёнджин бросился в свою комнату, схватил чистое полотно, небрежно установив его на мольберте (но всё-таки ровно) и погрузился в рисование, которое продолжалось до глубокой ночи.

Джин был слишком возбуждён, что сна не было ни в одном глазу, было лишь безумное желание рисовать и рисовать, все свои эмоции выплёскивать в рисунок, чтобы потом смотреть на него и вспоминать события минувшие снова и снова, погружаясь в те прекрасные мгновения.

Все мазки резкие, иногда чересчур, но это ни сколько не портит рисунок, добавляет ему некой живости и дерзости, до этого не свойственной Хвану. Вырисовывается отчётливый силуэт, легко узнаваемый, тот что Хёнджин даже с закрытыми глазами сможет нарисовать. Феликс на рисунке изображен в профиль, смотрящим куда-то в даль с задумчивым взглядом и влюбленной улыбкой на губах.