Железо и дым

Живые

Когда очередная сальная шуточка догнала Хлою, только присутствие Дэроша уберегло пассажира от синяка под глазом. Обычно она не распускала руки первой, да и Адраган порицал нападение на слабых, но нынешний рейс доконал ее так, что приветливая улыбка — главный атрибут проводника — преобразилась в дерганую нервную гримасу.

— Успокойся, — дыхание Дэроша опалило ухо, на плече сжалась крепкая ладонь, и тепло волной прошлось по телу, вызывая дрожь. Сама собой разгладилась улыбка, бесследно испарился гнев.

Хлоя стояла в проходе, пока напарник учтиво лавировал между пассажирами, возвращая им доброжелательный настрой. Мертвецам. Ей вдруг подумалось, что Дэрош обходился с ней так же, как с пассажирами, словно она была одной из них, и ненависть к ним, готовую вспыхнуть с новой силой, удерживало то, что следующая остановка — Ад. Все мертвецы, с которыми так любезен Дэрош, еще будут гореть в адских муках, когда Хлоя с напарником дождется перевода на Рай. Злорадство приятно грело душу, но опаляло и стыдом, ведь не все пассажиры определены в Ад по заслугам. Но по заслугам точно определили тех, кто решил, что проводник женского пола призван их ублажать.

— Всё. — Полушепот Дэроша вернул Хлою к реальности, и они вместе ушли в купе проводника. Здесь, в «Небесном экспрессе», царили не те же порядки, что в земных поездах. Здесь дежурный и отдыхающий проводники делили одно купе на двоих.

На столике лежала пачка сигарет, но никто к ней не притронулся, пока вагон не освободил последний пассажир.

***

Зима — неизменное явление загробного мира, но холод Ада был не сравним ни с чем. Впрочем, Хлоя и рада этому холоду, если он избавил ее от похабных языков и взглядов грешников. По крайней мере, до следующего рейса в Ад.

Теперь ее — как и всех служащих поезда — ждала обратная дорога до депо с пустыми вагонами. Мертвецов возили только «туда» — и еще никого не забирали «оттуда». Обратный путь — самая отрадная часть работы, но не столько потому, что исключает пассажиров.

— Замерзла? — Хрипотца Дэроша мягко тронула слух, и лишь тогда Хлоя вспомнила о холоде. Она плотнее укуталась в китель — такой же белый, как снег, зияющий в открытых дверях вагона; такой же белый, как здание станции — и как сигаретный дым, вырывающийся с выдохами Дэроша.