Нас всегда было двое

II

Наутро Алекс не помнил, что заставило его сказать «да». Не помнил даже, как распрощался с Еленой, как поднимался затем по лестнице, как искал в полутьме неприветливого, едва знакомого дома осиротевшую спальню отца.

Та оказалась такой же мрачной, как кабинет, такой же неуютной и душной. Но Алекс до одури был рад рухнуть наконец в постель, а потому даже чьи-то истошные вопли, которые он не слышал, но чувствовал, как чувствуют гул теплотрассы под толщей сопревшей земли, не могли бы нарушить его и без того муторный сон.

И вот теперь Алекс стоит у окна, глотает остывший кофе и наблюдает за тем, как на вытоптанном пятачке перед оранжереей стайкой ощипанных индюков кружат старики в одинаковых серых халатах, как переругиваются, не слыша друг друга, как грозят кулаками кому-то невидимому, а затем, выпустив пар, послушно плетутся на завтрак. Хотя всем им, пожалуй, пора бы поторопиться уже в могилы.

Николь или кого-то другого возрастом моложе вечности Алекс не заметил.

Может, оно и к лучшему. Он хотел бы сначала взглянуть на файл загадочной пациентки. Но в ответ на простую, казалось бы, просьбу миссис Миллс, строгая седовласая дама, управляющая клиникой, без слов наградила Алекса снисходительным взглядом, который расставил всё по своим местам. Да, Алекс был наследником отца, но не имел в его доме ни власти, ни веса, ни права голоса. Никто не собирался посвящать его в местные тайны. Пожалуй, его даже не собирались брать в расчет.

Единственное, на что миссис Миллс расщедрилась, позвякивая связкой громоздких ключей, стало туманное замечание, сказанное холодным, но нарочито вежливым тоном:

— Эта девушка, она была для вашего отца диковинкой. Еще одним экспонатом его коллекции. Но скоро вы поймете, здесь ей не рады. И здесь ей не место.

Коллекция отца состояла из потрепанных книг, выцветших фотографий, чужих писем и нотных листов, изуродованных заломами и кофейными пятнами. Изредка встречались кости, птичьи чучела и побитые молью шкурки, чаще — разноцветные свечи для ритуалов, механические игрушки да окислившиеся медальоны с волосами тех, кто давно превратился в прах, пророс травой и снова истлел.

Алекс промолчал — он всё равно не знал, что ответить. И, возможно, лишь потому миссис Миллс снизошла и вновь взяла слово: