Почему мы перестали совпадать
Сейчас я уже не воспринимаю его так, как раньше. Я по-прежнему признаю его талант и силу битов, но не могу смотреть на него как на того человека, который близок мне по духу. Раньше он звучал искренне, будто говорил о каждой моей ране. Сейчас же я слышу в нём не живого музыканта, а тщательно отточенную роль. Он продолжает делать качественную музыку, но в ней слишком много тщеславия и внешнего пафоса, слишком много отблеска большого города и слишком мало настоящей раны в голосе.
Когда я слышу, что он снова упоминает ненависть к лжепророкам или возвышается над всеми, словно ему «удалось выжить там, где остальные утонули», — мне уже не близка эта игра. Как будто он вместо того, чтобы всем сердцем проживать свою боль, начал строить вокруг себя декорации. Это уже не тот «Фараон», который выходил из подполья с треском и сырыми текстами, не тот, чей альбом отбрасывал тебя в самое дно. Теперь я вижу сцену, свет, много зеркальных бликов — и понимаю, что это больше не мой путь.
Полный разрыв
Я вырос. И вместе с этим перерос и ту часть себя, которая находила утешение в его тёмных рифмах. Я прошёл через одиночество, прописанное в моих венах, но постепенно научился жить с ним, не оступаясь каждый раз на краю пропасти. Я понимаю: если музыка перестаёт доходить до самых тонких струн твоей души, если вместо искренней раны ты видишь лишь сценическую постановку — значит, пришло время остановиться.
Я говорю себе: «Всему есть своё время». Я храню в памяти те бесконечные ночи, когда его песни звучали в моей голове, словно единственный голос разума. Я помню, как мы вместе боролись с моей тьмой. Но теперь я осознаю, что больше не могу слушать эти альбомы, потому что они уже не звучат как отражение моих чувств. Я могу благодарить его за годы, когда его музыка поднимала меня, но я не буду притворяться, что это продолжается.