Глава 2
Дариус вернулся в съемную квартиру в спутанных чувствах. Реакция дяди была предсказуема, но, все же, не до конца понятной. На его месте священник, скорее всего, задал бы пару вопросов, посмеялся над определением "ведьмы", успокоил и уговорил дождаться выводов полиции. Но епископ Люций лишь сказал не заморачивать себе голову...
Разувшись, сняв пальто и поспешно надетый не той стороной на свитер наперстный крест, мужчина прошлепал на кухню и поставил чайник на плиту.
За окном серая масса в небе грозилась залить город, в прошлом месяце дороги затопило по щиколотку; тогда, кажется, все и началось. Нет, первый ребенок пропал в конце сентября, второй уже в ноябре, еще полдюжины исчезли почти одновременно к середине декабря.
Священник вспомнил лица родителей первого мальчика: мать белая, как полотно, и вся залитая слезами, отец пытался держаться и поддерживать супругу, крепко сжимая её руку. Но лицо его выдавало целый набор эмоций: шок, отрицание, надежду, мольбу...
Закрыв глаза, Дарий перекрестился и, закинув пакетик чая в кружку, подвинул его к плите.
Вчера ребенка нашли сидящим в центре площади под шапкой только что выпавшего снега. Ни одна камера в округе не засняла: дошел ли он сам или его принесли, откуда, во сколько, в каком состоянии... Все это Дарий узнал у карабинера, доставившего мальчика для посмертной молитвы, и он знал, был почти уверен в своей правоте, осталось лишь её доказать.
Засвистел чайник, вырвав священника из сети размышлений.
Дневной четырехчасовой сон был единственной возможностью отдохнуть после бессонных ночей, начавшихся с момента получения сана, утреней и перед вечерней. С некоторых пор Дарий проводил панихиды, а по воскресеньям занимал место в исповедальне. Хоть работа его была не сложна, но сил на неё уходило не мало, поэтому трудно было поверить в то, что ночью священник ворочался, ползал по кровати и никак не мог уснуть, а капли снотворного помогали лишь к утру.
Заставляя глаза перенапрягаться и уставать, Дарий читал множество книг, поначалу это были молитвенники, он несколько раз перечитал Библию, потом увлекся чтением Корана и Трипитаки, но вскоре религиозные книги ему наскучили и священник записался в библиотеку Его Высокопреосвященства папы Римского.
Где-то там в глубинах, скрывающих тайны прошлого, загадки настоящего и идеи будущего, Дариус открыл для себя книгу без имени в грубо отделанной обложке с ветхими темно-коричневыми страницами. Сначала она была похожа на обычный дневник и серьезно не занимала, это были заметки какого-то историка-летописца, но чем больше священник читал, тем чаще попадались описания казней, приговоренных семей, их краткая история, обрывающаяся на смерти старших членов. Вскоре текста почти не стало, но появились странные рисунки с какими-то цифрами и фамилиями. На одной из них был полурасплавленный крест в пятнах, на другой детская пустая колыбель, разорванное платье, сломанная картинная рама.
Просмотрев всю книгу, священник вновь вернулся в библиотеку в поисках похожих, однако таковых не оказалось, но один из дьяков подсказал заглянуть в литературную лавку в старом переулке, где он когда-то нашел недостающую семинарию.
Именно там Дарий нашел записную книжку с точно такими же коричневыми страницами, но в ней уже не было рисунков, лишь женские имена в строгой нумерации, большинство из них были вычеркнуты, какие-то цифры напротив и обязательная подпись: "признана ведьмой". Интерес от изучения рос с каждым днем.
Когда в городе стали происходить странности, Дарий абсолютно случайно нашел уже третью тетрадь, в которой были записаны последние слова приговоренных, сначала они были похожи на несвязный бред, но когда семьи пропавших и, или, сошедших с ума детей стали повторять за ними слово в слово, священнику стало невыносимо жутко, появились шум, голоса и не редкие потери ориентации.
Дариус не успел сообщить дяде о прочитанных книгах, впопыхах он сразу заявил, что происходящее - дело рук ведьм. Не удивительно, что епископ решил, что племянник болен.
Телефонный звонок раньше будильника позвал священника из мира снов и тот, словно умирающий, медленно провыл в трубку:
-Христос Воскрес!
На обратном конце молчали с несколько секунд, но, после, знакомый, но пока еще не узнанный голос, помедлив, ответил:
-Возможно, однако воскрес кое-кто еще, и вам, кажется, будет интересно.
***
Ранее выжженный город спустя века было не узнать, вместо ветхих хижин из бревен или камней вдоль асфальтированной дороги стояли респектабельные двухэтажки с остроносыми серыми крышами, широкими стеклянными окнами и маленькими садиками под ними. Узкие улочки паутиной ветвились между близко наставленными домиками и выходили в пять маленьких площадей, от которых уже более широкие дороги вели к главной площади прямо в центре Э**. Город был достаточно большой и в нем легко было потеряться приезжим, поэтому, как в шелковом пути все дороги вели к Риму, все тропинки Э** вели к центральной площади, на которой на старых столбах висели указатели к номерам домов и карта проезда.
В рабочие дни площади пустовали, лишь изредка по ним проезжали машины или велосипеды, а в выходные дни площади заполнялись ярмарочными палатками, конкурсными стойками и сценами для уличных музыкантов.
Неизменной осталась и вера Богу: все жители, как один, ходили за город на субботние служения, исповеди, дети пели в церковном хоре, во многих семьях было почетно становиться слугами господними. Саму церковь поставить в черте города так и не удалось.
Если представить Э** растекающейся каплей, в её истоке можно найти самую древнюю часть, буквально уходящую под землю и больше напоминающую пригород или деревню. В той части Э** в основном живут коренные жители: фермеры со своими большими семьями, они ловят рыбу в реке за лесом, сажают большие сады и копают колодцы, хоть "городские" и настаивают на проведении водоснабжения. Им так привычней.
Эти семьи - последние из своего рода и единственные, кому когда-то удалось спастись. И уже много сотен лет они передают своим детям историю сожжения невинной девы и мести, унесшей в отместку тысячу жизней.
