Неуловимые сердца

Глава 8

Глеб

Ариана крепко удерживала меня за локоть, стараясь изо всех сил сохранить мое тело в вертикальном положении. Я смотрел вперед себя на две свежие могилы, распадаясь на миллионы космических частей. Ноги подкашивались, голова кружилась, но перед глазами маячили живые силуэты счастливых родителей. Они стояли рядом со мной и широко улыбались, словно все было как раньше.

— Глеб, нам пора, – сказала Ариана. Я посмотрел на нее, заметив мокрые дорожки на покрасневших щеках. Ее губы дрожали, а в глазах поселилось нестерпимое горе. — Все уже ушли.

Я кивнул, но продолжал стоять на месте, потому что не мог оставить родителей одних в этот холодный зимний день. Мама ненавидела это время года, я должен был накрыть ее большим пледом и налить чашку горячего чая с фруктами.

Ариана приложила ладонь к моему лицу и мягко повернула к себе. Пальцами она стерла слезы, после чего потянула на себя. Я отчаянно сжал ее маленькое тело и обмяк в сильных объятиях. Из горла рвался крик. Все мое существо рвалось куда-то за пределы разумного.

— Нам пора, – рвано повторила Ариана, поглаживая меня по спине. — Мы навестим их еще раз, ладно? Тебе нужно прийти в себя, Глеб.

— Маме будет холодно, – голос дрогнул, стоило мне произнести эти слова вслух, – я должен быть рядом с ней.

— Твой папа ни за что не оставит ее одну. Он рядом с ней. Они сейчас вместе. Ты должен доказать им, что с тобой все в порядке. Давай же, вернемся домой?

Я бросил последний взгляд на своих родителей и отвернулся. Ариана тянула меня за собой. Мы шли вдоль узкой тропинки, удерживая друг друга в объятиях. Я не помню, как оказался в машине, но, коснувшись спинки сиденья, я тотчас погрузился в глубокий сон.

Мне снилась мамочка, и она напевала песню. Она была одета в свое любимое белое платье, плела венок из полевых цветов и пела. Я был рядом с ней и наблюдал за тем, с каким наслаждением она бежала через луг за лучами яркого солнца.

Последнее время я вспоминал этот день намного чаще, чем мне бы этого хотелось. Что поделать? Я потерял своих родителей и жил в полном одиночестве уже три года. В плохие вечера меня грели мысли только о нашей прошлой счастливой жизни, в которой не было места печали и грусти.