Живые чернила//LISKOOK

Отец года

— И что ты делаешь? — это была первая фраза Чонгука за весь день. До половины двенадцатого он не произнес ни слова и вообще никак не реагировал на присутствие жены и сына. Он встал посреди спальни, скрестив руки на груди, наблюдая, как Лиса одевает ребёнка в уличную одежду.

— Э, — Лиса вздрогнула, услышав мужской голос. Недоверчиво посмотрела на Чонгука. — Что?

— А ничего, что я сегодня с ним сижу? — холодно спросил он, продолжая держать руки скрещенными. Лиса оторопело вздохнула и отвела взгляд. — И?

— Ну… — она покраснела, не смея посмотреть на Чонгука. Взяла ребёнка на руки и прижала к груди. Уставилась в пол и закусила губу. — Ты же…

— Что? — перебил тот. — У нас был уговор, что я сижу с ним по вторникам. Что сейчас началось?

— Ну вчера… Ты… а… Прости. Прости, я забыла, — выдохнула Лиса. Сглотнув, она осмелилась поднять голову и посмотреть в глаза Чонгука. Он никак не реагировал, продолжал смотреть. — Я так забегалась, что всё напутала, — продолжила женщина, осторожно начиная расстегивать куртку на мальчике. Положила хихикающего малыша на кровать и принялась раздевать его. — У меня вылетело из головы, я не специально, извини.

— Мм, — больше он ничего не сказал. Чонгук просто смотрел, как Лиса приводит НоЧу в порядок, а затем без слов забрал его и ушел вниз.

НоЧу его раздражал еще со вчерашнего дня, но все же это его сын, и он обязан уделять ему время. Тем более, ребёнок ни в чем не виноват. Даже если он не его. Тут он точно невиновен, виновна его мать, долго скрывавшая мерзкую правду о себе.

Без особого энтузиазма Чонгук стал заниматься с мальчиком — они перекладывали мелкие детали из одной тарелки в другую, учились работать одновременно двумя руками, ползали по ковру в гостиной в поисках чего-то интересного. Ну как, НоЧу ползал, а Чонгук следил, чтобы ребёнок не уполз слишком далеко. При этом, малыш постоянно смеялся или хихикал, словно это не он сегодня ночью опять рыдал из-за мешающихся зубов. Только пару раз они напомнили ему о себе — НоЧу на мгновение отвлекался от игры, засовывал в рот игрушку или пальчики и начинал чесать зудящие десны. Делал он это со знанием дела и со всем недовольством, на какое способен человек, уставший выполнять бессмысленную работу. Чонгука это позабавило — он ещё совсем малыш, но у него уже появляются первые эмоции, которые он так охотно выражает. Будь ребёнку уже девять лет — это было бы обычно, но другое дело, когда ему едва исполнилось девять месяцев, и каждое новое действие в его исполнении выглядело забавным. Чонгук не заметил, как всякое раздражение пропало, настолько смешным и чудным был его сын. Или не его. Да какая сейчас разница, его или нет, перед ним был обаятельный, счастливый ребёнок, это всё, что нужно было знать сейчас. Он всё так же самозабвенно лепетал, с интересом глядя на своего родителя, что-то показывал ему и изредка чесал растущие зубы. Научился сидеть, может минут пять самостоятельно это делать, если не больше. Пытается вставать, но это у него выходит хуже. Любопытный такой, шумный, уже всё-всё понимает. Знает, когда его будут кормить, и что значит, когда его берут на руки тем или иным образом. Понимает значение отдельных слов и фраз, уже сам начинает изъясняться, пускай только звуками и жестами.