— Прийти ко мне с абсолютно пустыми руками и надеяться на вознаграждение? — прозвучал холодный голос из кресла, развернутого к окну в слабоосвещенной бледно-голубой лампой комнате. Огонек от сигареты плясал в отражении черных глаз второго человека. Он стоял посреди комнаты и старательно избегал встречи взглядами с курящим. — Да вы наивны, как ребенок, Зинченко!
— Но, господин Тихвинский, этот Пономарев слишком верткий, и мы опять его упустили! Это просто невозможно!
— Что невозможно?! — возмущенно переспросил тот, кого назвали Тихвинским, резко поворачиваясь в кресле, так, что от порыва воздуха сигарета мгновенно затухла. Лица его не было видно, лишь поблескивал в полумраке белёсый вставной глаз «господина Тихвинского». — Поймать щуплого мужичка, слепого на левый глаз?! Каких идиотов я только нанял?! За что я вам плачу, позвольте спросить?!
— Но, босс! — попытался что-то ответить Зинченко, но одноглазый тут же опередил его, стукнув по столу крепким кулаком. Кружка с крепким американо, стоявшая на столике возле каких-то бумажек, подпрыгнула и обронила несколько капель на бумагу, сразу пропитавшуюся терпкой жидкостью.
— Я же ясно говорил: «Без головы этого прохвоста не возвращайтесь». И вы, болваны, снова его упустили?! Пошел вон, пока я не застрелил тебя! — с ядом в голосе прошипел Тихвинский. Предупредительный треск заряженного пистолета ясно дал понять, что мужчина вовсе не шутит.
— Послушайте же! — наконец не выдержал агент, бледный, как холст художника, сидящего второй месяц без вдохновения. Тихвинский презрительно сощурил белый глаз и надменно уставился на того. Только сейчас босс заметил вымотанный вид командира отряда чистильщиков, долгое время искавшего верткую цель. — Этот Пономарев явно не из тех, кто нам попадался ранее. Мне кажется, этот человек знает про каждый наш шаг, словно бы мысли читает! Из-за него мы чуть не лишились Рогозина!
— Рогозина? — показалось или нет, но на секунду в бархатистом баритоне Тихвинского промелькнуло легкое замешательство с примесью негодования. — Это тот парень, что в одиночку перебил ту американскую семейку, мешающую бизнесу этих мафиози Розенбергов? — фамилию последних он произнес с каким-то пренебрежением и отвращением. Семейство явно имело дурную славу, по крайней мере, так считал Тихвинский.