Кенма блуждал по пустому коридору больницы, не находя себе места. Его винили все. И отец т/и, и его родная мать, и Тетсуро, и Кей... все были настроены против Козуме.
-ты не уберёг ее! А говорил, что только хорошие намерения на мою дочь! Не так ли?- со слезами на глазах срывался на крик мужчина.
-только она могла меня понять. Но ты лишил меня этого. Это все ты виноват!- добивал парня Цукишима.
-ты ведь знал, что она мне нравилась тоже. Ты виноват в ее смерти,- завершал Тетсуро. Или продолжал. Эти слова крутились в голове парня.
-я... не виноват... она сама решилась на это... я не знаю зачем... она сама оттолкнула меня... я... я не хотел...-оправдывается Козуме, пытаясь успокоить себя и унять подступающие слёзы.
Глаза парня бегают туда - сюда, отыскивая хоть что-то, что может указать на глупый розыгрыш. Глупый и не смешной розыгрыш. Но глаза натыкаются только на табличку отдела в больнице «МОРГ».
Из помещения вывозят тело, накрытое белым покрывалом. Виднелись лишь синие ноги трупа, некогда прекрасной т/и.
Парень лишь с ужасом наблюдал за этой картиной и ничего не мог сделать. Девчонка сделала все сама. От предложения прогуляться, до отталкивания парня перед грузовиком.
-зачем...- лишь этот вопрос терзал парня. Он шептал только одно это слово, не в силах принять все происходящее. Не в силах ни принять, ни понять.
Кажется, момент и он проснётся. Кажется, это всего лишь страшный сон. Вот, Козуме себя ущипнёт, и весь этот ужас уйдёт из памяти парня, как самое страшное сновидение. Но этого не происходило.
Слёзы не в силах удержаться на глазах юноши, начиная стекать по его разгоряченным щекам. Парень прикрывает глаза, в надежде убежать от этого, но не выходит. На обратной стороне век вырисовывается облик девушки. Ее прекрасные длинные волосы, развивающиеся на ветру; ее очаровательные голубые очи; пухлые розовые губки, которые юноше так и не удалось попробовать на вкус; длинные чёрные ресницы, которыми она так любила хлопать, строя невинную мордашку; длинные изящные руки, которые так эстетично держали ручку или кисть; стройное молодое тело, которое могло подстроиться под любой темп песни и танцевало изящней некуда. Кажется, все это существовало отдельно от девчонки.
Парень лишь жалел. Жалел, что не смог поцеловать ее; жалел, что так и не сумел заплести ее волосы; жалел, что так и не расцеловал ни ее прекрасное лицо, ни ее красивое тело. Только жалеть ему и остаётся.
-Кенма,- к сыну подсела мать, наверное успокоить его, но...- я же говорила, что вы не сможете быть вместе,- со странной ухмылкой говорит женщина,- и в тот раз с моей помощью, и в этот раз, но уже без моей,- женщина не была похожа на Азуми, которую все знали. Она была другой. Злой и жестокой.
-если вам не суждено быть вместе, то не суждено. Со мной ей было бы лучше,- встревает Цукишима,- а она - дура, не слушала меня.
Козуме лишь убегал от этого. Не разбирая дороги, бежал по больнице, возвращаясь к тому же месту, где сидели все эти люди. Голоса следовали за ним, впечатывании в голову Кенмы. Это были не те, кого знал он или т/и. Это были совершенно другие, чужие люди. Чужие.
Волейболист не хотел верить в это. И не верил. Но если это по-настоящему. Как этому не поверить. Как..?
Лишь ангельский голосок т/и придавал парню уверенности, который так и кричал: «Ты не виноват. Я так захотела. Так и произошло. По моему желанию.»
А может и не придавал. Может лишь немного успокаивал. Но не придавал уверенности. Он будет винить себя. Будет, потому что не смог уберечь.
А он обещал. Хотя бы себе.
