Жизнь Хатидже Турхан султан.

Лихорадка

       Атике султан была несколько неправа, когда говорила, что Хасеки Мурада Хана не угодила Валиде султан, и по этому случаю последняя решила воспитать новую наложницу для сына в угоду самой себе. Айше султан имела вполне хорошие отношения с Кёсем султан и, возможно, имела с ней некоторые разногласия в чём-либо, но выражать их при ней не смела, да и не хотела, потому как побаивалась. Как невестка своей властной свекрови, она трепетала рядом с ней и с завистью говорила о ней за спиной.
       Айше султан является на данный момент единственной любимицей султана. К великому несчастью, она потеряла всех своих шехзаде и султанш, которых она родила, и осталась лишь одна маленькая пятилетняя султанша Исмихан Кая султан. Она оставалась единственным живым ребенком падишаха и потому самым дорогим и любимым; берегли её как зеницу ока, охраняя от всех невзгод и тягот. Пока малышка живёт во дворце вместе с матерью и отцом, с любимой бабушкой и сворой прислуги, всегда спешившей угодить маленькой госпоже. Айше султан гордилась своей дочерью, росшей красавицей, получавшей всё самое наилучшее. Но даже и имея такую замечательную дочь, она в душе страдала от того, что не ещё родила султану наследника. Все мальчики, которых она родила, отдали Аллаху душу, и оставили свою мать в мучениях и болезненном переживании. Прошёл только год, как умер последний её сын, Алаеддин. Мальчик умер тихо, спокойно и без боли в своей кроватке, окружённый своей властной семьёй. С тех пор Айше не ходила на ночь четверга к султану и не могла зачать дитя. Но она являлась в люди свежей, бодрой и улыбчивой женщиной, не лишённой красоты за годы несчастий, казалось только, что блеск в её черных глазах померк и делал её взгляд потухшим. Какое страдание испытывала Айше, знает только Аллах.
      Кёсем с искренностью любила её, называя дочкой и понимала её трагедию, потому что сама знает каково терять своего дитя. В тот день, когда Наденька отправилась с Атике султан, Айше долго сидела рядом с Валиде султан с опущенным взглядом и пыталась подобрать нужное слово, чтобы спросить у неё о важном деле. Дело это было тонкое, требующее такого же тонкого вопроса. Она сразу заметила эту красивую наложницу и смекнула, что не зря она могла оказаться здесь. Она стала перебирать в своей голове мысли и ни в одной не была уверена, как в той, которая сразу же пришла ей на ум. Кёсем султан понимала бедственное положение династии и решила преподнести султану новую наложницу: помоложе, неистерзанную своим прошлым. Она печалилась этой мысли и пыталась оттолкнуть её от себя, однако ничего не получалось, и она с новой силой вталкивалась ей в голову. Кая заметила задумчивое состояние своей матери и осведомилась об этом.
      — Мама, отчего вы так грустны? - спросила она, прижавшись своей щёчкой к её щеке.
      — В самом деле, Айше, ты, я заметила, входила сюда в совершенно ином настроении, - кивнула Кёсем. 
      — О, Валиде, - тихо произнесла Айше и подняла глаза, - я не знаю, как спросить такое...
      — Спрашивай как есть, прямо.
      — Эта девушка, что была здесь... Она... - Айше старалась скрыть волнение, но её выдавало дыхание: частое и прерывистое.
       — О, нет, Айше, тебе беспокоиться об этом не нужно, - ответила она и больше ничего не сказала по этому поводу.
       И хотя Айше поверила ей на слово, но всё равно её мучили кое-какие догадки об этой таинственной незнакомке, которую она ранее в гареме не видела. Точно она знала, что девушка эта имеет какое-то тайное важное значение, если замечает её в покоях Валиде в таком интересном положении. Это дело ни коем образом не затрагивало её саму, но что-то заставляло её считать, что, возможно, эта девушка ещё много раз встретиться у неё на пути. Она уже совсем разуверилась в том, что у эту девушку готовят к роли новой фаворитки Мурада и была вполне удовлетворена ответом Кёсем султан. Однако зажёгся теперь новый интерес, ещё ярче, чем прежний. Кто же она? Для чего она?..
      Наденька к тому времени, когда Айше думала о ней, пришла в свою новую комнату, которую выделила ей женщина, заведующая дворцом Атике султан. Это добродушная старая турчанка, Салиха ханым, увидев через решетчатое окно подъезжающую карету, приказала евнухам бежать встречать султаншу, как тут же они спохватились и выбежали на улицу. Это был большой дворец, окружённый каменной стеной, с большим садом почти во всю площадь. Серое, но с чудесным и добрым видом это сооружение располагалось неподалеку от розового сада. У входа его стоял большой фонтан, но на зимнее время безводный. Там, где остановилась карета, был высокий навес, где располагалась конюшня, с зелёными кустами зимних цветов, которые только распустили свои бутоны. Из под навеса велась кривая дорожка к главному входу дворца. Когда Атике султан (один из евнухов почтительно подал ей руку и постелил у ног её коврик, чтобы не намочить башмачки в размокшем снегу) и Наденька вышли, они, не задерживаясь на холоде, направились прямо во дворец. В комната, в которую они попали прежде, напоминала очень уютную комнату, непохожую ни на одну из тех, которые приходилось видеть Наденьке. На полу лежал ковер во всю комнату, за ширмой располагался небольшой диванчик, рядом над ним было высокое окно. Здесь они сняли свою верхнюю одежду и отправились в большую залу, главную комнату во дворце. Здесь со всех сторон было небольшое возвышение, на которое нужно подниматься по ступеням, в середине было углубление для места, где, по обыкновению, едят. Стоял там большой черепаховый стол с большими подушками. Здесь присутствовали колонны, придерживающие балконы второго этажа, маленькие высокие тумбы с благовониями, от которых исходил лёгкий ароматный дымок. Это всё напомнило Наденьке Топкапы. Но примечательно было то, что кругом было необыкновенное количество цветов и зелёных растений, придававших каменному зданию в зимний период свежести и красок. Хотя здесь, как и Топкапы, были яркие фрески на стенах, росписи, вырезки на дереве, красочные мозаичные окна у куполов. По всем сторонам у стен стояли дивана, а рядом хаотично лежали подушки, шелковые одеяла, с рисунками, вышитыми лентами. В некоторых местах стояли столики с тарелками, наполненными фруктами. Наденька остановилась у дверей и замерла, но Атике султан, полноправная хозяйка своего дома прошла внутрь, поправляя черные шелковые локоны и вздыхала от усталости. Она приказала раскидать подушки на деревянных ступенях, а затем легла на них. Тюль, свисавший с навеса, чуть прикрывал её ноги, но лицо было отчётливо видно. Её лицо поначалу не выражало никаких эмоций, но в один момент оно исказилось какой-то эмоцией, будто испытала физическую боль.
     — Кенан паша здесь? - спросила она.
      Рядом с ней всегда было по меньшей мере два или три человека, и поэтому ответ не заставил себя ждать. Ответила Салиха ханым.
      — Он ушёл ещё утром, султанша. Говорил, что вернётся ближе к вечеру.
       Атике нахмурилась и что-то простонала.
       — Салиха, выдели этой девушке комнату наверху, - сказала она, собравшись, - она какое-то время будет проживать здесь. Надежда, тебе не нужно так робеть, отправляйся с Салихой ханым, она тебе подробно обо всём расскажет.
       Султанша снова положила голову на подушку и прикрыла глаза, словно готовясь ко сну, а затем попросила чёрного слугу, чтобы тот принёс ей кофе.
        Салиха ханым же вопросительно посмотрела на Наденьку и заставила её опустить взгляд. Она приблизилась к ней, постукивая своей тростью с золотым набалдашником, и оглядела её с ног до головы.
       — Как тебя зовут, хатун? - ласково спросила она и повела в коридор.
       — Надя, - кротко ответила она.
       — Как, как? Я глуховата...
       — Надя.
       — О, Аллах, какое имя... Русское ведь?
       — Да.
       По имени она её не называла, но говорила с ней ласково, как мать, чуть поглаживая плечи. Ей показали её комнату, небольшую и простую, но хорошо мебелированную, с балконом с видом на розовый сад. Эта комната впоследствии станет её маленьким укромным уголком, где она переживёт одни из самых главных дней своей жизни. С первого взгляда она влюбилась в эти стены синего цвета, в эркерный диван по правую сторону от дверей. Полюбился ей простенький зеркальный столик с красным ковриком под ним. Позолоченные канделябры с зажжёнными свечами, мозаичные стены, орнаменты, запах благовоний. Она уже два с половиной месяца живёт в ином месте, но ещё совершенно не привыкла к тому, насколько потрясающее впечатление производит на неё эта обстановка. Ей было достаточно только краем глаза заметить что-то необыкновенное, как она тут же влюблялась в него беспамятно.
       Она вошла в комнату, положила узелок на комод, и стала озираться по сторонам, чтобы запомнить каждую вещь, которая здесь находится. И каждая точка задерживала её взгляд на себе и будто бы говорила, что она самая важная здесь. Наденька стояла посредине комнаты и смотрела в открытую дверь балкона. Яркий свет зимнего неба несколько ослепил её, она оперлась на колонну , скрывающую диван по занавесью полупрозрачным тюлем, колыхаемой бодрящим ветром. Наденька поняла, что этот ветер нисколько не бодрит её, а лишь подогревает в ней зачатки начинающейся болезни, и поспешила прикрыть двери. Озноб пробирал её до самых костей и заставлял её дрожать. Она стиснула ладони в кулаки и подошла к потухшему камину. Кое-как зажгла огонь и присела на подушки рядом с ним. Сидя у огня она согрелась, но чувствовала, что болезнь овладевала ею. Она была словно в бреду; её клонило в сон, периодически она вздрагивала и открывала тёмные от устали глаза. Все члены её тела слабели и шевелились каждый раз, когда она отходила из бредового состояния. Запекшиеся её бледные губы что-то шептали, словно пытаясь сказать. Она опустила голову и коснулась горячего лба холодной рукой, и свернулась на подушках, скрыв своё лицо в волосах. Тюрбан она скинула в угол и забыла про него, башмаки всё так же были надеты на её маленькие ступни. Их бы следовало обсушить у огня, потому что пройдя по снегу, они стали мокрыми и холодными, но Наденька чувствовала такую дурную слабость, что не могла и встать с подушек. Её словно придавило чем-то тяжёлым и грузным, не позволяя даже приподнять голову.
       Закрытые веки прятали мечущие глаза и чуть приоткрывались, когда возникал какой-нибудь звук в другой части комнаты. В голове возникал звон, а в ушах этот звон отдавался болью. Наденька слышала только своё дыхание и тресканье дров в камине. Погружаясь затем в сон, эти звуки преобразовались и напоминали то рычанье дикого зверя, то шум, исходящий от верхушек деревьев в вьюгу, или становились похожими на чьи-то голоса. Кроме звуков она видела ещё и обрывистые картинки прежних событий, так сильно впечатливших её ранее. Вспоминала набег татар, видела чьи-то исполненные страхом глаза или глаза убийцы, горящие огнём, слышала попеременно вопли и злорадный смех; возникло лицо Кёсем султан, Атике султан, в сознании появилась лучезарная улыбка Каи султан. В глазах появился гарем всеобъемлющий со своими людьми, рабынями, трудящимися каждодневно, калфы и евнухи. Огромные купола врезались ей в макушку, а огромная зала становилась мала по размерам. Мир заканчивался теперь там, где были стены и врата Топкапы.
      Руки Наденьки,как ей казалось, сжимали какой-то предмет, не имеющий размеров, словно он был только в её сознании и только она могла выбрать его величину. В бреду ей всё казалось таким пустым и не имеющим значения, что всё само по себе отсеялось, и наступил глубокий, но болезненный сон.