Рукавицы.

Часть 4.

Чонгук с насупленным лицом ускоренно и с силой топал по холодному бледно-голубому коридору. Позади остались молодая пара и тетушка, которая, почему-то, когда встретила его в дверях дома для сирот, как-то печально улыбнулась. Это ему не понравилось. Ему не нравился здесь никто, кроме хена, поэтому Гук целенаправленно шел к нему. Дверь с шумом распахнулась, впуская внутрь разгневанного мальчика. 

 — Хен, я вернулся! 

— Эй, мелкий, тебя же забрали, так какого черта ты... — тирада прервалась, когда подросток, лежащий на втором этаже двухъярусной кровати, округлил глаза и соскочил вниз, тут же оказываясь возле Чонгука. Он схватил его за лицо: достаточно, чтобы напугать, но недостаточно, чтобы сделать больно. 

— Что с твоей щекой? — в голосе слышались нотки болючего беспокойства. Чонгук растеряно покачал головой, будто не понимая, что хен имеет ввиду.

— Ты дурак? У тебя порез на щеке и кровь, — подросток цокнул и потянулся в карман за носовым платочком — единственное, что осталось от его настоящей матери. Самое ценное и дорогое сокровище, которое было не жалко лишь для одного человека, для Чон Чонгука. Он приложил ткань к окровавленной щеке и дал пострадавшему крепкий щелбан. 

— Хосок-хен, это платок твоей мамы? — спросил Чонгук, шмыгая носом.

— Угу. 

 — Ты говорил, что отдашь его ей, когда она вернется...

 — Мама может и не вернуться, а ты вот вернулся. Будет твоим теперь. 

Чонгук поджал губы, сдерживая накопившиеся слезы. Хосок отвел его на кровать, заставив держать платок на щеке, а сам скрылся за дверью в поисках медикаментов. Чонгук взял небольшое зеркало с чужой тумбочки и посмотрел в него. Алеющий шрам красовался теперь на щеке — почти такой же, думал Гук, как и на его маленьком сердце. Те родители, что взяли его к себе, оказались не хорошими.

 — Где ты умудрился так? — Хосок зашел в комнату и тут же сел рядом, заставляя откинуть голову.

— Я пытался спасти кошку с дерева, — Гук зажмурился, чувствуя, как начинает щипать щека. Хосок покачал головой и стал дуть, чтобы смягчить боль. 

 — А где родители были? — он осторожно приклеил пластырь с утенком на ранку, сглаживая неровности своим шершавым пальцем. Чонгук сразу зажался и отвел взгляд: