День ко дню, неделя к неделе, вскружился и год. Живет Михайла по-прежнему у Семена, работает. И прошла про Семенова работника слава, что никто так чисто и крепко сапог не сошьет, как Семенов работник Михайла, и стали из округи к Семену за сапогами ездить, и стал у Семена достаток прибавляться.
Сидят раз по зиме Семен с Михайлой, работают, подъезжает к избе тройкой с колокольцами возок. Поглядели в окно: остановился возок против избы, соскочил молодец с облучка, отворил дверцу. Вылезает из возка в шубе барин. Вышел из возка, пошел к Семенову дому, вошел на крыльцо. Выскочила Матрена, распахнула дверь настежь. Нагнулся барин, вошел в избу, выпрямился, чуть головой до потолка не достал, весь угол захватил.
Встал Семен, поклонился и дивуется на барина. И не видывал он людей таких. Сам Семен поджарый и Михайла худощавый, а Матрена и вовсе как щепка сухая, а этот - как с другого света человек: морда красная, налитая, шея как у быка, весь как из чугуна вылит.
Отдулся барин, снял шубу, сел на лавку и говорит:
- Кто хозяин сапожник?
Вышел Семен, говорит:
- Я, ваше степенство.
Крикнул барин на своего малого:
- Эй, Федька, подай сюда товар.
Вбежал малый, внес узелок. Взял барин узел, положил на стол.
- Развяжи,- говорит. Развязал малый.
Ткнул барин пальцем товар сапожный и говорит Семену:
- Ну, слушай же ты, сапожник. Видишь товар?
- Вижу,- говорит,- ваше благородие.
- Да ты понимаешь ли, какой это товар?
Пощупал Семен товар, говорит:
- Товар хороший.
- То-то хороший! Ты, дурак, еще не видал товару такого. Товар немецкий, двадцать рублей плачен.
Заробел Семен, говорит:
- Где же нам видать.
- Ну, то-то. Можешь ты из этого товара на мою ногу сапоги сшить?
- Можно, ваше степенство.
Закричал на него барин:
- То-то «можно». Ты понимай, ты на кого шьешь, из какого товару. Такие сапоги мне сшей, чтобы год носились, не кривились, не поролись. Можешь - берись, режь товар, а не можешь - и не берись и не режь товару. Я тебе наперед говорю: распорются, скривятся сапоги раньше году, я тебя в острог засажу; не скривятся, не распорются до году, я за работу десять рублей отдам.
Заробел Семен и не знает, что сказать. Оглянулся на Михайлу. Толканул его локтем и шепчет:
- Брать, что ли?
Кивнул головой Михайла: «Бери, мол, работу».
Послушался Семен Михайлу, взялся такие сапоги сшить, чтобы год не кривились, не поролись.
Крикнул барин малого, велел снять сапог с левой ноги, вытянул ногу.
- Снимай мерку!
Сшил Семен бумажку в десять вершков, загладил, стал на коленки, руку об фартук обтер хорошенько, чтобы барский чулок не попачкать, и стал мерить. Обмерил Семен подошву, обмерил в подъеме; стал икру мерить, не сошлась бумажка. Ножища в икре как бревно толстая.
- Смотри, в голенище не обузь.
Стал Семен еще бумажку нашивать. Сидит барин, пошевеливает перстами в чулке, народ в избе оглядывает. Увядал Михайлу.
- Это кто ж,- говорит,- у тебя?
- А это самый мой мастер, он и шить будет.
- Смотри же,- говорит барин на Михайлу,- помни, так сшей, чтобы год проносились.
Оглянулся и Семен на Михайлу; видит - Михайла на барина и не глядит, а уставился в угол за барином, точно вглядывается в кого. Глядел, глядел Михайла и вдруг улыбнулся и просветлел весь.
- Ты что, дурак, зубы скалишь? Ты лучше смотри, чтобы к сроку готовы были.
И говорит Михайла:
- Как раз поспеют, когда надо.
- То-то.
Надел барин сапог, шубу, запахнулся и пошел к двери. Да забыл нагнуться, стукнулся в притолоку головой.
Разругался барин, потер себе голову, сел в возок и уехал.
Отъехал барин, Семен и говорит:
- Ну уж кремняст. Этого долбней не убьешь. Косяк головой высадил, а ему горя мало. А Матрена говорит:
- С житья такого как им гладким не быть. Этакого заклепа и смерть не возьмет.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Чем люди живы
ClassicsНачинается повесть рассказом о том, как один бедный сапожник, живший в наемном доме с женой, выручив деньги, отправился в село за овчиной на шубу. Шуба была ему очень нужна, потому как зима была суровой, а телогрейка у них с женой одна на двоих была...