Претендент

1

— Амебы, бездари…. да у меня даже не хватает эпитетов, чтобы описать вашу ужасную работу. Лю Ян, — обратился хореограф к миловидной брюнетке, напоминаю — ты апсара[1], но как ты держишь руки? Они что, у тебя — сладкий крендель? Руками вообще можно выразить все: настроение, характер и даже эпоху… Ю Фухуи, — переключился на следующую жертву мужчина, — сколько ты будешь тормозить? Опять вступил с опозданием….

На орехи сегодня достанется всем и каждому, и порицания все сносят безропотно, потому, как знают, что с великим мастером Сунь Лей спорить бессмысленно, да и
замечания его хоть едки и порой обидны, но всегда справедливы, а если кого-то что-то не устраивает, так милости вон из труппы. Но таких дураков, пока не нашлось, ведь попасть к известному и легендарному «сыну грушевого сада»[2] современности — предел мечтаний почти каждого, уважающего себя, танцора.

— Ибо, — тяжело вздохнув, прерывает размышления молодого человека мастер Сунь, — напомню тебе, что ты претендент на роль Императора «Песни великой
печали»[3]. Да, технически ты все выполняешь правильно, даже придраться не к чему, но, где эмоции твоего персонажа, потерявшего возлюбленную? Я понимаю, что ты молод, и тебе возможно не знакомы эти ощущения, — хореограф сурово
посмотрел на молодого человека, — но попробуй открыть их в себе. Ты хороший танцовщик и главный претендент на главную роль, но мне не нужен бездуховный робот, механически выполняющий движения. В общем так, если до конца месяца не сможешь передать переживания Императора, то будешь играть монаха[4].
— Но….
— Я все сказал, — закончив свою речь, мастер Сунь отвернулся, потеряв всякий интерес к танцовщику.
«Пиздец, и как, мать его, я должен открыть все эти чувства? Я же не чертов гениальный актер!»
— На сегодня репетиция окончена, — от тона полного разочарования молодой человек невольно вздрогнул, — встретимся в следующий вторник, надеюсь, вы
потратите свои выходные с пользой. Напоминаю, что распределение ролей не за горами — последнюю фразу мастер Сунь говорил, смотря в упор на Ибо, после чего резко развернулся и покинул зал.
— Ну что, Ван Ибо, — с плохо скрываемым восторгом, хлопнул его по плечу Хэ Гоушень, — такому сухарю, как ты, роль Императора не светит никогда, тебе пойдут
даосские одежды, — на последних словах Гоушень не удержался от ехидного смешка.
— А ты даже в них будешь смотреться убого, — парирует, нахально улыбаясь, Ибо, — и к тому же у меня еще есть время.
— Ну да, ну да, для артиста твоего уровня неделя до конца месяца и две общие репетиции — просто целая вечность. Эх, Ибо — Ибо, опустись на землю, ты же
практически дебютант, а от настоящих постановок даже еще пороху не нюхал, а все туда же… скромнее нужно быть, скромнее, — Гоушень удаляется с таким
счастливым лицом, что у Ибо просто чешутся руки стереть с его лица эту радость…
«Так, Ибо, спокойствие, только спокойствие, лишние проблемы тебе сейчас ни к чему. Боже, это ж надо, чтобы человеку так подходило его имя[5]».
— Не переживай, друг, из тебя получится шикарный Император. Мастер Сунь специально тебя подначивает, чтоб ты боевой дух, так сказать, не терял. — Цзян
Дэмин, как всегда, может найти верные слова, чтобы немного утихомирить бушующие эмоции внутри Ибо. — Не обращай внимания на Гоушеня, он же просто бесится от зависти, понимает, что хоть ты и работаешь всего один сезон в театре, ему твоего уровня никогда не достичь.
«Понимать то понимаю, но…»
— Ты же помнишь про завтрашний скейтерский чемпионат? — Ибо утвердительно кивает, пожимая плечами, мол, как про такое грандиозное событие можно забыть, на что получает одобрительную ухмылку друга. — Если ты сейчас домой, давай
подброшу.