Breathe with me. Дыши со мной

1

«Я не могу дышать». Вот последние слова, которые я в тот день, пятого мая, две тысячи**, сказал тренеру перед тем, как упасть на пол в спортзале. Мяч отскочил куда-то в сторону, подбежали обеспокоенные парни. Раздался свисток о прекращении игры. Тренер подлетел ко мне и ошарашенно пытался понять, в чём дело. Потом позвали школьную медсестру. Сначала ноющее, а потом неизменно колющее давление в груди. Лёгкие как будто распирало, изнутри я чувствовал себя накачивающейся резиновой грелкой, которая вот-вот лопнет. На меня нахлынул резкий кашель, прикрылся рукавом кофты и увидел на нём частички крови.  Я ощущал нехватку воздуха, в глазах ставало темнее и темнее, руки и ноги охватил спазм, а в голове возникла мысль, что за кошмар со мной сейчас происходит? Неужели, мне не успеют помочь,  и последние, кого я увижу, это тренер Чэнне и команда пацанов по баскетболу. Мама.... Где мама? Я знаю, она сейчас далеко, но неужели она не может сейчас быть здесь?!

           На машине скорой помощи меня доставили в центральную клинику Йонмина. По звонку приехали бабушка с дедушкой и тётя. Мама прилетела на следующее утро. Мне осмотрели зрачки, подключили к машине поддержания жизнеспособности, что показала частоту дыхания, пульс и давление. Среди этого всего гула и топотни вокруг я различил «Ким, введи тиопентал натрия, базовую дозу», а потом ко мне подбежала медсестра с собранными в низкий хвост тёмно-шоколадными волосами и сделала укол. Через несколько секунд меня начало вертеть изнутри, как в центрифуге, казалось, что звёзды пролетают мимо меня с бешеной скоростью. А дальше беспросветная темнота.

Вторичный спонтанный пневмоторакс.

Из произнесенных слов лечащего врача по приставке «пневмо» я понял, что что-то с легкими. Нетрудно было догадаться по выворачивающей боли в груди. Как мне потом объяснила мама, это разрыв левого лёгкого. Спонтанный, ну потому что и так понятно, предпосылок я не замечал. Ну или не хотел замечать. Вторичный, ведь до этого я год проходил курс лечения от накопления жидкости в лёгких. Да, поэтому доктор сказал, что это может быть фактором развития состояния, предшествующему к пневмотораксу.

Как бы там ни было, сейчас на моём левом лёгком красовались четыре маленьких шва, размером с сантиметр. Утром нам показали рэнтгенографию моей грудной клетки, на коей я увидел своё сморщенное, точно сдутый шарик, левое лёгкое. Меня невольно передёрнуло от такого вида. Мама с бабушкой плохо соображали, стараясь пересилить дозу успокоительных, принятых во время вчерашнего несчастья.

Вероятность рецидива пятьдесят процентов. Так сказал мой врач, а мама, которая всё это время высылала деньги на лечение, попыталась уверить меня, что никакого рецидива не будет. Хотя в её тоне голоса слышался самообман. И сейчас, как бы неприятно это ни было, я больше доверял словам доктора, а не безнадёжно верующей в моё скорое выздоровление матери. Сейчас мать была в Индии. Она профессор палеонтологии и находилась в командировке на обьекте. Время от времени мы созванивались, чтобы поговорить о моём самочувствии и обстановке с учебой. А так, на протяжении полгода каждый день она писала мне смс, по две в день: утром и вечером. Текст был примерно одинаковым, типо «Чонгуки, пускай этот день будет для тебя лучше вчерашнего!» или «Чонгуки, хорошо готовся к экзаменам. С любовью, мама», но я точно знал, что она не использовала шаблон, а выводила каждое слово по новому, пытаясь хотя бы так не терять контакт с сыном. Но ведь она не оставила меня одного.

Со мной были бабушка и дедушка. Бабушка приезжала чуть ли не каждый день на своём стареньком чёрном «Ниссане Седрике», привозя воду и домашнюю еду. Я был ей за это очень благодарным, ведь больничная еда не отличалась насыщенным вкусом или особой питательностью. Скорее это была диета для выживания в «пастэльных стенах». Моя палата была одиночной, последней в левом крыле. Но, будучи по натуре интровертом, я ладил больше с книгами, нежели с людьми. Так что меня вполне устраивало отсутствие хропящего сожителя по ночам.

С этого момента я не живу, я все время жду рецидива....