А она взяла и вышила его мечту на полотне

Шов 2. Да-а, Тотошка, мы с тобою уже явно не в Канзасе...

  –Итак, что мы имеем? – размышляла я, лёжа на матрасе, укутанная в тряпки аки селёдка под шубой. – Ну, в конечном итоге, я-таки оказалась жива и то хлеб. Одно, правда, настораживает… - повернув головку вправо, я глянула на женщину, сидящую за стареньким швейным станком, и задалась вопросом:
— Как так вышло, что я превратилась в младенца?

    Несколько месяцев назад, а может и больше, у меня сейчас крайне трудно обстоят дела с ощущением времени, судя по моему чуть окрепшему тельцу, я впервые открыла глаза и осознала себя как совершенно новый человек, если быть точнее новорождённой особью человеческого вида. Ух, ну и истерику я тогда закатила с перепугу! Матушка и пожилая женщина, бывшая при ней скорее всего в роли повитухи, еле-еле успокоили меня самым действенным способом – решили снова покормить. Ну да, ну да младенцы же плачут только в трёх случаях: если хотят есть, спать или сходили под себя, а вот то, что я от смущения готова провалиться под землю – не важно.

    Я вновь посмотрела в сторону станка, издаивающего глухие ритмичные звуки, и женщину с длинными светлыми волосами, забранными в хвост, отдающуюся своему занятию со знатной увлечённостью. В том, что именно она моя матушка, а не скажем соседская тётушка, я понимала чётко, возможно даже на уровне инстинктов.

      Странное чувство. Для меня – той, кто была лишена родительской ласки с рождения, осознавать, что вот она, моя мама, сидит всего в нескольких шагах, было непривычно, незнакомо. Тем не менее, что-то необъяснимо тянуло меня к ней, она была той, кому мне хотелось безоговорочно довериться. Возможно, так сказывалось бытие младенцем или же то, что именно её лицо было первым, что я увидела (этакий импринтинг как у цыплят). Вот только взрослая сформировавшаяся личность шестнадцатилетней девушки глушила эти порывы и эмоции, выдвигая вперёд суровый рационализм, твердивший, что расслабляться чревато и ставивший первоочерёдной задачей разведку и ответы на такие важные вопросы, как: Где я нахожусь? Почему я превратилась в младенца? Как быть дальше? И так далее.

   Разумеется, детское тельце было не в состоянии поддерживать график взрослого человека и бодрствовать так же долго, поэтому я довольно часто отлучалась в мир снов, которых даже вспомнить не могла, иногда даже быстрее чем замечала признаки сонливости.    

   Однако понимание, что я уже точно не в Канзасе, как небезызвестная Дороти, вернее не в Российской Федерации и даже не в Европе было ясно как дважды два. Пусть местный язык так и оставался для меня загадкой, примерную дислокацию выяснить было реально, стоило лишь приглядеться к нашей с матушкиной обители или к её же одеждам. Что первое, что второе отдавали восточной принадлежностью, скорее японской нежели китайской, а знаменитое «коничива», услышанное при разговоре матушки с незнакомой женщиной, лица которой я не видела из-за ширмы, окончательно убедило меня в том, что я в какой-то деревеньке в Японии. Вот только в какой же глуши должен находиться этот Богом забытый кусок земли, что в нашем домишке, в котором от стены до стены примерно три шага, да и тех лишь на одну половину состоящий из дерева, вторую же ткани или скорее плотной бумаги, нет даже телевизора или телефона?