Slowly and deeply

=1=

Тишина.

Гулкая, мёрзлая, отвратительной гнилостной лужей затекшая в каждый уголок похоронного дома, в каждую трещинку в его деревянном полу, впиталась в стены и, кажется, даже в Сюэ Яне оставила свой невидимый болезненный отпечаток: где-то глубоко в груди, там, где должно биться сердце – тихо. Лишь ветер, завывающий по ночам в обветшалых оконных рамах и заставляющий то и дело вздрагивать, натягивая практически до подбородка истрёпанную временем ткань, что служила одеялом, не давал Сюэ Яну усомниться – он всё ещё живой.

– Поговори со мной, даочжан, – просьба выходит несколько капризной и могла бы даже звучать по-детски невинно и забавно глупо, если бы голос, севший от долгого мучительного молчания, не дрогнул предательски, смешиваясь с надрывным хриплым смехом, пока пальцы любовно оглаживали холодную гладкую скулу.

Сяо Синчэнь был красив даже во смерти. Сюэ Ян уверен – не будь его талисманы так сильны, даже неизбежное гниение не подпортило бы этот идеально-кукольный внешний вид. Огрубевшие подушечки скользят по бледной, чуть сероватой коже с лёгким нажимом, следуют по причудливым дорожкам вен, и Ян с сожалением в очередной раз отмечает – мёртвый. Безвозвратно, безуспешно, душераздирающе мёртвый. Не сработал ни один ритуал, не помогла чужая кровь, не помогла даже его собственная: его даочжан не просыпается и не проснётся, должно быть, уже никогда.

– И как не стыдно тебе, Сяо Синчэнь, – Ян практически шипит, подобно готовящейся к броску змее, скользит пальцами по белоснежной повязке на глазах милого друга, поправляет аккуратно, затягивая ослабший узел туже. – Оставил меня совсем одного. И что же мне теперь делать?

Сюэ Ян кидает беглый взгляд на талисманы. Может, где-то в иероглифах допущена ошибка? Может, его медленно иссыхающих жизненных сил попросту не хватает на полноценный правильный ритуал? Что, что могло пойти не так, чёрт возьми? Из груди вырывается тихий сдавленный рык, и в нём, пожалуй, целый спектр эмоций: от разочарования до осознания собственной беспомощности и обречённости.

– Кто же теперь позаботится о моих ранах, Чэнь-Чэнь? – Сюэ Ян судорожно выдыхает, обхватывает пальцами тонкое ледяное запястье и подносит к собственному лицу, утыкаясь в ладонь, точно маленький слепой котенок. Он ощущает холод кожи и этот смутный, но всё же чуть более явный, чем раньше, сладковатый аромат: совсем не обнадёживающий знак. Хочется закричать, завыть раненым псом, потерявшим заботливые хозяйские руки, хочется заснуть и проснуться на чужой вздымающейся от дыхания груди, но ему остаётся лишь сидеть на коленях перед медленно истлевающим телом, до последнего надеясь, что хотя бы один из ритуалов, пусть и со значительной отсрочкой, но-таки даст результат.