Пластинки

Ещё один холодный день. Идти куда-то было просто лень, да и никто сегодня не звонил. За окном как обычно дождь вперемешку с туманом. Всё тот же скучный надоевший вид. Будто бы ничего и нет на самом деле, а на окно прилеплена картинка с привычной угрюмой улицей.
Штору вновь задёрнули с нежеланием, чтобы тусклый свет с улицы попадал в комнату. Не хотелось в последнее время вообще ничего. Николай лежал на кровати, повернувшись к стене. Он был один дома. Ничего необычного, он привык. Теперь это его квартира. Раньше тут жила его бабушка, но как только её не стало, родители отпраили его жить сюда. С этим домом у него было много связано воспоминаний. Всё своё детство он провёл здесь. Раньше эта квартира казалась ему более светлой, и как бы он сам описал её, наверное, живой. В ней всегда кипела жизнь. Он часто приходил сюда со школы, ел вкусный суп, приготовленный бабушкой, делал уроки и не важно правильно или нет, а после бежал гулять. Когда Николай возвращался, он заставал почти всех бабушек, которые жили в доме, сидящих за столом, пьющих чай и играющих в лото, что-то весело обсуждая. Дома у себя же он редко бывал и с родителями не виделся.
За окном блеснула молния и зарокотал гром. Николай поёжился на кровати и подобрал ноги поближе к себе. В комнате было прохладно, но и окно закрывать никто явно не собирался. По маленькой тёмной коморке медленно блуждал сквозняк, задевая фотографии и рисунки, висящие на стенах. На одном из фото были изображены два мальчика, которым было лет по шесть-семь, они улыбались и приобнимали друг друга за плечи.
Окно громко захлопнулось. Николай резко вздрогнул. Изменив свою позу, он опёрся спиной о стену, согнул ноги, подобрав их поближе к груди, и положил на них голову. Ему было тяжело находиться в этом доме, в этой квартире, в этой комнате. Это была комната бабушки, он часто в детстве проводил здесь время: читал книжки, делал уроки, слушал музыку на старом электрофоне. Но позже все вещи, что находились в этой комнате унесли в другую. Как говорили родители: " Тебе не стоит отвлекаться на всё это старое барахло! - или - Эти вещи здесь попросту мешают, их нужно убрать." "Барахло" Как выразилась его мама, было очень важно для Николая. Она просто не понимала. Они просто не понимали. Хотя куда там, они просто были далеки от истины. Для них это возможно и были бесполезные вещи, но для мальчика, который провёл здесь все своё детство это стало частью его крохотной и бренной жизни. Он не любил школу, не любил учителей, не мог терпеть напыщенных одноклассников, которые лишь притворялись друзьями, пока им было это выгодно. Весь мир был для него серым и безрадостным, пока он не приходил домой к бабушке. Это было его укрытие от всего мира, тёплый и светлый огонёк во мгле. И все вещи, что перетащили в другую тёмную комнату, напоминали ему это чувство спокойствия и безопасности.
Коля встал с кровати и опёрся о стену одной рукой. Слишком резко встал и не удержался, со всеми бывает. Тут его взгляд упал на стену, точнее на фотографию, висящую на ней. На ту самую с двумя мальчишками. Его уголки губ чуть приподнялись, но улыбка так и не появилась. Одним из этих мальчиков был сам Николай, а второй - Фёдор. С Фёдором они познакомились случайно. Коля тогда бежал со школы домой и в подъезде чуть не сшиб мальчика, который спускался вниз. Николай тогда думал, что мальчик начнёт кричать на него, ругать, скажет, что пожалуется родителям, но нет. Он лишь тогда холодно на него посмотрел и сказал, чтоб тот впредь не бегал по лестницам, а иначе кто-нибудь да пострадает. Николай лишь извинился и уже спокойно поднимался дальше по ступенькам, но чёрт его дёрнул свеситься через перила и прокричать на весь подъезд банальнейший вопрос, который пришёл ему тогда в голову, а именно - "Как тебя зовут? " Мальчик тогда, не поднимая головы, лишь чуть-чуть повысив тон ответил - " Фёдор". После Николай услышал, как хлопнула входная дверь в подъезд. В тот день Николай долго распрашивал бабушку об этом мальчике, но и сама бабушка мало что могла сказать. Она знала только то, что въехали они недавно. Коля его тогда долго караулил у подъезда, домой зашёл только в одиннадцать вечера и то, когда бабушка уже сама за ним спустилась. После мальчик ещё неделю засиживался у подъезда до поздна, но Фёдора так и не встретил. Чего только стоило мальчишке узнать его квартиру. Тогда уже Коля перестал засиживаться у подъезда, и сидел на четвёртом этаже у квартиры Феди. И однажды настал тот самый момент, когда он встретил того мальчишку, которого караулил почти месяц. Фёдор тогда на него грустно взглянул, и открыв дверь, позвал к себе домой. Конечно, Николай долго выслушивал нотации от Фёдора, а именно за то, что сидел на холодном и грязном бетоне, но как сам для себя решил Николай, оно того стоило.
Коля отпрянул от стены и медленно начал перебирать ногами по холодному полу. Он вышел из своей комнаты, взглянул куда-то в конец коридора на закрытую дверь и побрёл на кухню, стараясь ни во что не врезаться. Сверкнула молния, наполнив вспышкой света коридор на несколько секунд, и будто бы по чьему-то велению Коленька всё-таки врезался в дверной косяк. Воспоминания снова накрыли его с головой. Вот ему восемь лет, на улице гроза, по всей квартире стоят свечи из-за того, что в доме отключили свет, а им с Фёдором приспичило поиграть в прятки. И вот Николай в поисках Феди бежит в единственную комнату, в которой ещё не был и с приглушённым звуком врезается в дверной косяк. Перепуганная бабушка выходит посмотреть что случилось и видит чудесную картину: маленький Коленька сидит на полу и держится за лоб двумя ручками, пытаясь не расплакаться, а Федя стоит и гладит его по голове, шепча что-то успокаивающее из разряда "у кошки заболи, у собаки заболи... " Бабушка Николая, тогда позвала их на кухню, налила чай и с фразой: - " Ну писательский дуэт, доигрались? " - приложила внуку холодную мокрую тряпку ко лбу. Коле никогда не нравилось, что бабушка называла их " писательским дуэтом". Да и у них двоих полностью совпадали имена с великими русскими писателями, но Николаю казалось это прозвище оскорбительным почему-то, ну а Фёдор об этом никогда и не задумывался особо.
Потерев ушибленное место, Коля продолжил свой путь на кухню. На этот раз всё обошлось без происшествий. Под мерклым светом фонарей с улицы, попадавших в квартиру через незашторенное окно, он начал искать чашку, чтоб заварить чай. Дождь продолжал барабанить по карнизу все так же, не сбавляя темп. Насколько сильно бы Коля не любил дождь, грозу он терпеть не мог, даже правильнее сказать, он её ненавидел, боялся. Он никогда не знал чем это было вызвано и с чем связано. Обычно когда погода заставала его врасплох, они с бабушкой слушали старый виниловый проигрыватель, но сейчас даже он мог мало чем помочь ему.
Николай с опаской берёт телефон, снимает блокировку экрана и немного помедлив набирает сообщение. Он долго решается отправлять или нет, но после ещё одного раската грома, сомнений не остаётся. Он отправляет. Убрав телефон подальше, он идёт обратно к себе в комнату и валится на кровать. В комнате стоял запах осени. Тот самый запах, когда выходишь на улицу и чувствуешь лёгкий холодок, запах дождя и сырости, и чего-то ещё непонятного. Коля не мог назвать этот запах, запахом осени, нет он называл его по-другому, запахом дождя перемешанного с запахом гниющих листьев. Коленька не был романтиком, от того и считал, что как такового запаха осени нет.
Раздался приглушённый стук в дверь. Коля мог бы его и не заметить, и проигнорировать, списав на что-то другое, но он знал, это пришли к нему. Резко поднявшись с кровати, он бежит к двери и быстрым рывком открывает её. Перед ним стоит бледное тело в домашних тёмных штанах и чёрной затасканой донельзя футболке. Волосы на голове этого пришедшего чуда, собраны в маленький пучок на макушке, но бóльшая часть из него выпала и обрамляла своей чернотой форфоровое лицо. Николай чуть отошёл, намекая на то, что вечерний гость может пройти в квартиру. Чуть помедлив и окинув взглядом квартиру, тело всё-таки зашло в дом, закрывая за собой дверь.
- Будешь чай? - чуть волнуясь спросил Коленька.
- Не откажусь.
- Давно ты тут не был, да? -заходя на кухню, прикрикнул Николай.
- Давненько. - он разулся и пошёл вслед за хозяином квартиры.
- Ты всё так же немногословен. - с усмешкой для себя подметил Коля.
- А ты всё так же много болтаешь.
- Ох, простите за мою грубость, Фёдор Михайлович. - с наигранностью произнёс Николай.
- Чтож, я прощу вас на этот раз, но в предь будьте осторожны, Николай Васильевич. - с такой же наигранностью произнёс Фёдор.
По сути, особо ничего и не изменилось, как были детьми, так ими же и остались.
Фёдор сел за стол и в ту же секунду перед ним благополучно приземлилась чашка с чаем. Николай сел на рядом стоящий стул, и придвинув к себе свою кружку с холодным чаем, начал пить. Они сидели в тишине, хотя не совсем. Дождь всё так же стучал по карнизу, напоминая о себе, ветер перебирал листочки на деревьях, а гром звучал так, будто где-то работал дизель-молот. И каждый раз при громыхании и вспышке света Коленька чуть вздрагивает и оглядывается по сторонам. Фёдор знал о том, что Коля боится грозы, но почему-то, когда Федя спрашивал отчего, ему всегда в ответ прилетала дежурная фраза - "Сам не знаю" или "Ну вот такой вот я человек". Конечно, когда однажды Достоевский ночевал у Гоголя и услышал на кухне крик, шум и звук разбивающейся посуды вместе с громом летающих предметов, а рядом зажимающего уши Коленьки что-то шепчущего себе под нос, для него всё встало на свои места. Фёдор почему-то подумал, что на самом деле, Коля боится не грозы, а шума. Шума как тогда. Да, это было давно, но никто не говорил, что это было один раз. Федя не знал, что мог тогда предпринять, поэтому просто гладил маленького, завернувшегося в клубочек мальчика и говорил ему, что всё будет хорошо.
-Может послушаем пластинки? - тихо произнёс Коля, выводя таким образом федю из своих мыслей.
- А я всё ждал, когда же ты предложишь. - чуть улыбнувшись, ответил ему Фёдор.
Тогда мальчишки встали и направились в ту самую тёмную часть коридора с одной дверью. Коля чуть притормозил на пороге, как будто задумавшись над тем, - "А надо ли? "Но когда ему положили руку на плечо, он понял, надо.
Они зашли в маленькую каморку. Слева от двери стоял шкаф для одежды, рядом с ним небольшая тумбочка и старый советский сервант, в котором хранились чайные наборы, исписанные гжелью; всякие посудины из наборов для сервировки стола, и как же без хрустальных и обычных стеклянных фужеров, бокалов, и как не странно стаканов и рюмок. Напротив серванта стояла кровать полуторка у окна, а рядом с ней на противоположной стороне от двери стоял письменный стол. По сути, эта комната была прямоугольником, длинные противоположные стороны которого были чем-то заставленны, а две другие просто были. Хотя нет. На одной из "коротких" сторон располагалось окно. На нём не хватало лишь цветов для полного счастья.
Фёдор сразу улёгся на кровать, а Коля же начал искать что-то в тумбочке. После минутного копания в ней, Гоголь вдруг подал голос:
- Divine Comedy, Питер Гэбриел и Стинг. Выбирай. - Повершувшись корпусом тела к Феде, но, сидя на полу, произнёс Гоголь.
- Есть ещё что-нибудь? - не посмотрев на собеседника, вымолвил Достоевский.
- Леннон, Морриси, Дэвид Бирн и Cure.
- Давай всех.
Коля улыбнулся и потянулся к пластинкам, мирно покоящимся в ящике тумбочки. После, он открыл чемоданчик, стоящий на этой самой тумбочке, который покрылся толстым слоем пыли из-за того, что им давно не пользовались. Это был старый электрофон. Внутри на верхней части чемоданчика, маленькими буковками было написано " Юность - 301". Эти электрофоны производились с 70-х годов и были предназначены для проигрывания любых грампластинок. Поставив пластинку и установив на неё тонарму, Коля включил электрофон. Как только из него полилась музыка, окутывающая всю комнату, он победоносно уселся на подоконнике, перед этим забрав у Феди плед.
Когда Коля начал засыпать, сидя на подоконнике, он перебрался на кровать и сел в ногах у Фёдора, который лежал на спине и разглядывал потолок. Достоевский не сказал ничего, он просто согнул ноги, давая другу больше свободного пространства. Коленька же в свою очередь принял положение полулёжа - полусидя и начал проваливаться в сон, после чего он завалился на бок и свернулся клубочком. Федя накинул на него ещё один плед, выключил проигрыватель, и допив чай, ушёл к себе, где-то в начале шестого утра.
Когда Николай проснулся, он был совершено один в квартире. Он, конечно, мог подумать, что всё это был сон если бы не чашка рядом с электрофоном, не запертая входная дверь и не забытая пачка сигарет Rothmans на подоконнике. Коля до сих пор помнил как впервые увидел курящего Достоевского. Он мог ожидать от мальчишки чего угодно, но только не такого. Родители воспитывали маленького Фёдора так, будто выращивали какого-нибудь графа. Он всегда был начитаным, серьёзным, а взгляд у него был холодным, возможно, даже жестоким. Его всегда ограждали от вредных привычек, говоря что если, он даже только попробует, то его жизнь пойдёт под откос и никакое светлое будущее ему не светит. Хотя, какое светлое будущее у него могло бы быть в России? Этот мальчик всегда вёл себя так, как-будто являлся аристократом. Впрочем, с его-то родителями это было неудивительно. Они были такими людьми, которые ко всему относились серьёзно, всегда планировали всё до мелочей и были строги по отношению ко всему и всем. Так же было и с Федей. Ещё до его рождения они распланировали всю его жизнь до мелочей, учли всё, кроме одного. Он являлся личностью. В его планы на жизнь не входило ничего из того, чего хотели его родители, правда, кто его спрашивал. Он всегда был подневольным, всегда слушался родителей и никогда не смел им перечить, оно и ясно почему, как он мог их ослушаться. Они не ругали и не били его, но одно их: - "Ты нас разочаровал" - заставляло мальчика надолго закрыться в себе и начинать самокопания, пытаясь заставить больше не совершать таких ошибок. А почему он, собственно, начал курить? Всё просто! Один из его одноклассников предложил, а он поробовал. И, как бы родители всю жизнь его не отговаривали и не говорили, что такие люди (курящие и пьющие) есть самый низ общества, его это никак не колышало. В какой-то момент он просто подумал, что так снимает стресс, а после это уже вошло в привычку. Конечно, от Гоголя это ожидалось куда больше, чем от аристократичного мальчика, но как-никак Коля мало-помалу тоже начал в это втягиваться, только спасло его то, что он знал меру. Всегда мог вовремя бросить, но потом всё-таки заново начать.Николай встал с кровати и начал собираться в школу, не обращая внимания на бардак, не мытую чашку и открытый электрофон. На улице было всё так же пасмурно, даже маленький лучик солнца не мог пробиться сковзь плотно затянутое тучами небо. Он давно не видел солнца, что порой ему казалось, то что он и вовсе забудет, как оно выглядит. Перед выходом он открыл окна во всех комнатах, как бы сильно он не любил мёрзнуть, но какое-то удовольствие ему приносил этот холод в квартире.
Каждый день путь от дома до школы не отличался ничем от предыдущего, серые многоэтажки так же стояли и наблюдали за всем происходящим безучастно, эти великаны будто уходили далеко-далеко в серое небо, лишь бы сбежать и не видить ничего того, что происходит внизу; детские площадки пустовали довольно долгое время, разве что на них собирались малыши с начальных классов после школы, ближе к вечеру подтягивались ребята постарше с колонкой, а уже поздним вечером ближе к ночи собирались и алкаши. Идти совсем никуда не хотелось. Николай не сопротивлялся этому чувству, он просто резко изменил своё направление, развернулся к детской площадке и сел на первую попавшуюся качель. Вытащив из пачки (которую он решил вернуть Фёдору) сигарету, он закурил, начиная чуть раскачивать качелю. Закрыв глаза, он начал вспоминать лучшие времена, когда можно было спокойно гулять, играть и ни о чём не переживать. Сигаретный дым окутывал горло, он сильно горчил и обжигал, было трудновато вдохнуть его, ощущалось лёгкое чувство тошноты, но после двух-трёх тяжек Коля почувствовал то самое желанное расслабление в теле и лёгкое головокружение. Выпуская дым, он не задумывался уже ни о чём, он просто отдыхал, не имея никакого желания что-либо делать и куда-либо идти, он бы просидел тут весь день. Он уже было почти решил остаться тут, написать классному руководителю, что не придёт сегодня на уроки, только вот на него начала кричать какая-то пожилая женщина, мол уроки он прогуливает и курит на детской площадке. Настроения перечить этой даме и вступать в какой-либо конфликт не было, поэтому он молча ушёл.
Придя в школу, он сразу же отдал пачку сигарет Фёдору, ни говоря ничего. В школе он отсидел все уроки, как и обычно, общался с одноклассниками как с приятелями и хорошим друзьями, но таковыми он их не считал. День прошёл как обычно.
Вечером, когда он уже вернулся, стоило ему закрыть за собой дверь, как он услышал стук о корниз. Опять дождь. Как только он снял куртку, его окутал холод, нужно бы закрыть окна, но точно не сейчас. Первым делом он пошел переодеваться, вещи его лежали на стуле, так что они тоже были холодными. В этом доме тёплым, наверное был только чайник и то, для начала его нужно было вскипятить. Коля упал на кровать, и найдя одноразовую электронную сигарету под подушкой, начал курить. Вкус у неё был приятный, а в горло отдавало холодком.
Дождь усиливался, и где-то вдали начинала сверкать молния и греметь гром. Коля понимал к чему это ведёт. Но и опять звать Фёдора не хотелось. На улице начали зажигать фонари. Переборов себя Гоголь всё-таки встал и закрыл окно и то, только потому что ему становилось всё холоднее и холоднее. И раз уж он поднялся с кровати, то и поесть тоже бы не помешало. Мальчик поплёлся на кухню и поставил чайник, где-то в ящиках откопал старую, помотанную жизнью лапшу быстрого приготовления. Не раздумывая он забросил её в тарелку и начал ждать, когда закипит чайник.
В темноте мелькал синий огонёк от электронной сигареты, а когда он переставал светить, то сразу же вслед за ним появлялся дым, причудливо закручивающийся и медленно расстворяющийся в воздухе. Коля смотрел в окно и наблюдал за стекающими по стеклу каплями. В его голове опять роилась куча мыслей, но одна задержалась надолго. Она была связана с Достоевским, а именно, почему это они вдруг так друг к другу охоадели и перестали общаться. Тут Колю будто бы кипиток ошпарил, зрачки его вдруг сузились, а потом моментально расширились. Он вспомнил. Конечно, как можно было забыть подобное. Они были близки. Близки до невозможности. Они были друг у друга самыми дорогими людьми, доверяли всё, что только могли. А потом... потом Коля просто забыл про Фёдора, выбросил как ненужную игрушку. Он начал общаться с другими и уделять им больше времени, когда же Федя просил его с ним встретится, то Коля отвечал, что у него дела и встретиться сегодня точно не получится. Они общались всё реже и реже. Однажды, когда все Колины, так называемые "друзья", отказались ему помочь, с чем именно Гоголь уже и сам-то не помнил, он пошёл к Фёдору, но на свою прозьбу он лишь получил холодное и бесчувственное до невозможности лицо, вместе с таким же безразличным и ровным голосом, который произнёс одну лишь фразу: - " К друзьям своим иди". Точно, так ведь и было. А потом они поругались, Коля его тогда нюней назвал и слабоком, а Фёдор его предателем. Они ведь после этого долго не общались, только уже, когда много времени прошло, они начали перебрасываться дежурными фразами наподобие " как дела? " или " что нового? ". А больше-то они и не общались.
Николай зажал рот рукой и начал быстро мотать головой влево и вправо. Он не верил, что это всё было. Отчего же он забыл это?
- Да быть этого не может... Нет, нет, нет... - словно в бреду он начал быстро что-то шептать себе.
В голове начали всплывать воспоминания: вот они совсем ещё мальчишки, сидят на лавочке и весело о чём-то болтают.
- Коль, а мы всегда будем дружить? - тихо поинтересовался мальчонка с тёмными волосами, мотая ногами взад вперёд.
- Конечно же, что за глупости ты спрашиваешь? - лучезарно улыбаясь, протянул Николай.
- Обещаешь?
- Обещаю! - он протянул мальчику мизинец, на что тот протянул свой и соединил их, как бы таким образом заключая договор.
Или вот им уже по одиннадцать лет, они лежат на кровати дома у Фёдора, его родители уехали в командировку оттого Федя-то и привёл Колю к себе домой. Тогда мальчики особо и не думали, а руководствовались глупой идеей. Они нашли подаренный родителям Фёдора алкоголь, и недолго думая опустошили всю бутылку. Они лежали и несли какой-то бред, особо не задумываясь, но кое-что интересное тогда в их разговоре промелькнуло, да и не только в разговоре.
- Коль? - жалобно позвал его Фёдор.
- Мммм? - не желая разговаривать, отозвался Николай.
- А ты любишь меня?
- Да. - особо не задумываясь над ответом выполил Коля.
- Правда любишь? - с уже более нарастающим интересом спросил Фёдор, подползая к безмятежно лежащему Гоголю.
- Правда люблю. - чуть помедлив и раздумывая над ответом, сказал Коленька.
В ту минуту Коля особо и понять-то ничего не успел, внезапно его поцеловали в губы. Так невинно и по-детски чмокнули, что он и несообразил сначала. Над ним сидел Фёдор с самой детской, непорочной и радостной улыбкой.
- И я тебя люблю. - всё так же улыбаясь проговорил он.
- Дурак ты, Федька.
Коля сомкнул руки за спиной Феди и потянул на себя. Фёдор тогда, не успев сообразить, что делать, просто свалился на грудь Коли. Тот же его просто сильнее сжал его в объятьях и засопел.
Николай всё так же зажимал рот рукой и уже сидел на полу. Он хотел кричать, но не мог. Он только хрипел, хрипел не в состояние произнести и звука. Из его глаз текли слёзы. Он и сам толком не понимал от чего плачет, но сейчас его это и не особо волновало. Внутри всё кипело и бурлило, эмоции переполняли его. Он считал себя предателем, последней тварью на земле. Он ненавидел себя в этот момент больше, чем кого-либо. Чайник кипел уже больше трёх минут, но не мог привести его в чувства. На улице проехала машина, фары которой осветили всю кухню, внутри которой, в самом её уголке сидел маленький, никчемный человек, съёжившийся в комочек, пытающийся хоть как-то переосмыслить всё.
Вдруг сверкнула молния, а за ней сразу же прогремел гром. Это вывело Колю из его самокопания и самобичевания, но лучше от этого не стало. На ватных ногах он подошёл к плите и выключил свистящий чайник. Есть как-то уже перехотелось. Он поплёлся в комнату и улёгся обратно на кровать. В его комнате всё так же было прохладно. Он дрожал. Дрожал не то от холода, не то от всех чувств, что накрыли его с головой и не давали даже вздохнуть. Он будто бы падал в глубокую тёмную бездну, которая затягивала его всё глубже, окутывала лёгкие и занимала всё свободное пространство в них.
Гроза всё усиливалась. Дождь несчадно бил по корнизу и стучал в окна, молния заполняла своим редким светом комнату, гром звучал так, будто тысячи артиллерийских снарядов. Мальчишка совсем уже сходил с ума. Из глаз опять начали течь слёзы. Он быстро дышал, пытаясь набрать в лёгкие больше воздуха, но всё было тщетно. На каждом выдохе из него выходил хриплый крик, даже более правильно - подобие крика. Грудная клетка поднималась и опускалась так быстро, что уследить за ней было невозможно. Николай понимал, что ему нужно успокоиться, но он не мог. Не мог теперь забыть все то, что наговорил Фёдору, не мог понять из-за чего начал отдаляться от единственного близкого человека.
Спустя какое-то время он все-таки успокоился и тихо лежал на кровати свернувшись в клубок. Его затягивало в сон, но голодный желудок дал о себе знать. Нехотя мальчик поплёлся на кухню, заварил себе лапшу и отнёс её в комнату, решив, что ужинать он будет сегодня в комнате. Подойдя к окну, чтоб его закрыть, он ненароком взглянул в него, перед глазами встала ничуть не новая, но отчасти завораживающая картина: серые многоэтажки всё так же смотрели куда-то вверх, светили фонари, свет которых отражался в лужах, на детской площадке под горкой собрались бездомные собаки и кошки, которых часто подкармливала бабушка с первого этажа, а по двору, что самое удивительное, бегали два маленьких мальчика и играли в какую-то игру, а может они и не играли, Николай точно сказать не мог, да и не мог он точно сказать, что мальчики эти были настоящими, а не плодом его воображения. Николай в тот момент подумал лишь о том, что эти мальчики совсем уж сумашедшие, раз в такую погоду не дома сидят, а по улице шастают. С такой мыслью он отдёрнул штору, сел за письменный стоит и принялся трапезничать.
Просидев за едой минут пятнадцать от силы, до его ушей донёсся приглушённый стук в дверь. Он мог бы себе поклясться, что ему показалось, если бы стук не повторился и не стал бы более настойчивым. Николай поднялся со своего насиженного места и пошел открывать дверь. Отворив дверь он не поверил своим глазам, на пороге стоял Достоевский. Сам Фёдор к нему пришёл без какой-либо на то причины. Коленька пошатнулся и схватился за ручку двери дабы не упасть. Фёдор осмотрел его снизу вверх холодным взглядом, прошёл в квартиру и закрыл за собой дверь. Коля не смел и шелахнуться. Только когда Фёдор закрыл дверь на замок и повернулся к Николаю, то тот протянул руку к его лицу и дотронулся кончиками пальцев до холодной щеки. Федя лишь посмотрел на того, как на ненормального и продолжил разуваться. Коля смотрел на безмятежного Достоевского и к его горлу снова начал подступать ком, а на глаза наворачиваются слезы.
- Прости, прости меня - еле слышну произнёс Гоголь. Фёдор поднял на него вопросительный взгляд и изумился увиденному: Николай стоял перед ним с опущенным вниз лицом, но не видить стекающие слёзы было невозможно - прости, я не хотел, прости, прости прости.
Словно какую-то мантру повторял Коля, не смея поднять свой взгляд и устремиь его на Достоевского. Ему было стыдно.
В тот момент Фёдор мало что понимал, нет, конечно, к нему все-таки пришло осознание того из-за чего извинялся Коля, но говорить совсем ничего не хотелось. Он просто подошёл и обнял. Обнял так сильно, как только мог.
- Дурак ты, Коля. - это все, что тогда он смог выдавить из себя.
Николай уткнулся в его макушку и долго вдыхал аромат его шампуня смешанного с каким-то одеколоном и сигаретным дымом. Во всей квартире всё так же было темно, нично не могло их потревожить. Они стояли так минут двадцать, возможно двадцать пять, пока вновь сверкнувшая молния не осветила их тела в темноте, а раздавшийся раскат грома, не заставил мальчиков отлепиться друг от друга.
- Чай будешь?
- Конечно.
На столе стоит две полупустые чашки чая. Комнату начинает озарять ярким жёлто-алым светом. На часах четыре часа утра, они ещё не ложились. На подоконнике, вытянувшись, сидят двое мальчишек, укутанных в один плед. Один сидит облокотившись спиной на другого. Играет какая-то старая песня, доносящаяся из электрофона. Они наслаждаются обществом друг друга, никакие проблемы их сейчас не волнуют. На улице все так же сыро, всё те же серые многоэтажки, но теперь они не кажутся такими уж безучастными и пытающимися сбежать куда подальше от сюда, уличные собаки вовсю резвятся на площадке, а кошки лежат на лавках. Из открытого окна дует прохладный ветерок.
- Коль, -резко повернув голову назад, обращается Достоевский к своему собеседнику - а ты меня любишь?
- Люблю. - с безмятежным видом, смотря куда-то вдаль, отвечает Гоголь.
- Правда любишь?
- Правда люблю.
Николая целуют в губы. Он отвечает. Это уже не детский поцелуй, но он всё такой же невинный и наполненный любовью. Скорее всего это то, к чему они так долго шли и то, чего им двоим так долго не хватало.