Птица, что не поёт у персикового дерева

Птичья клетка |СюэСяо

AU, в которой чужие губы пьянят сильнее персикового вина.

Сидя напротив, Сюэ Ян, поддерживая подбородок рукой, безотрывно смотрит на мужчину перед собой. Его глаза глубоки, как тёмные воды реки, и не отражают истинных мыслей. Чуть приоткрыв губы, будто страдающий от жажды, он следит за каждым движением Сяо Синчэня. То, как тот держит тремя пальцами пиалу с вином из цветов персика и чуть склоняет голову на бок, наслаждаясь сладким вкусом. Чёрные волосы шёлком разметались по спине, соскальзывая на плечо. Он дышит пьянящей сладостью, и даже лента на глазах не в силах прикрыть проступившего хмельного румянца. Поджимая влажные, алые губы после каждого глотка, Сяо Синчэнь кажется настоящим небожителем, сошедшим в этот мир.

В глазах Сюэ Яна лишь его образ. Невинность и благочестие, что нельзя не заметить, заставляют Сюэ Яна желать опорочить и сломить этого праведного мужчину. Словно божественный странник, Сяо Синчэнь наполняет чёрную и истлевшую в ненависти душу святой водой, давая иллюзию, что отпускает все грехи. Воистину жестоко.

Как бы Сюэ Ян не старался, ему никогда не стать нормальным человеком. Незапятнанное тлетворными и полными гнева эмоциями тело – это лишь жалкая мечта, к которой он не смеет даже стремиться. Его ненависть высечена на костях, она впиталась в плоть и бежит по венам вместе с кровью.

Прикрыв глаза, он скрывает за дрожащими ресницами кровавые искры. В голове роятся сумасшедшие и злые мысли, от которых сводит судорогой даже ноги. Промедли он ещё немного и непременно заработает искажение Ци, вот насколько Сюэ Ян взволнован и нетерпелив сейчас.

Его гложут обиды. Он, как воплощение порока и всего самого скверного в человеческой сути, возжелал то, что никак принадлежать ему не может. «Жаба захотела отведать лебяжьего мяса», - издевается голос в голове и смеётся, повторяя, сколь жалок Сюэ Ян, посмевший полюбить врага. «Слабак», - хохочут ещё сильнее и скалятся демоны в его сердце, желая уничтожить сознание жадного мальчишки.

Повинуясь импульсу, Сюэ Ян резко встаёт и грубо хватает подбородок Сяо Синчэня. На нефритовой коже остаются алые отметины от того, с какой силой стискиваются пальцы. Они расцветают, как цветы камелии, и точно так же, как кричаще алые бутоны опадают в снег, остаются несмываемыми пятнами на нежном и нетронутом лице. Оголодалым волком Сюэ Ян впивается в губы, остервенело прокусывая их до крови. Сладость цветов персика растворяется в солёным привкусе ржавчины, и вместо облегчения лёгкие Сюэ Яна распаляет от ярости. Его душат собственные слёзы, которым так и не дано пролиться.

Перевернув стол, он валит ошеломлённого и осоловелого от алкоголя Сяо Синчэня, желая запереть его в клетке своих рук, не давая тому ни глотка воздуха. Он желает переломать ему крылья, заставив ползать в грязи вместе с ним. Если Сюэ Ян не может дотянуться до него, низвергнет того в адские пучины, запятнав собой. Только тогда, когда они станут равны, он сможет вздохнуть спокойно.

Открыв глаза, в которых всё ещё клокочет жажда насилия и крови, Сюэ Ян прогоняет жестокие и тиранические образы прочь. Сяо Синчэнь всё так же безмятежно пьёт вино, едва заметно улыбаясь. Ему и невдомёк, насколько остёр тот дамоклов меч, повисший над его головой.

В мягком мерцании свечей, образ Сяо Синчэня ещё прекрасней. Чуть прищурив в полумесяце глаза, Сюэ Ян не в силах сдержать одержимой и жёсткой улыбки. Его бог вот-вот снизойдёт до него.

***

Когда Шуанхуа с лёгкостью, как нож в масло, входит в сердце Сун Ланя, тот неверяще смотрит в бесстрастное лицо своего доброго друга. В горле клокочет кровь, и всё, что он может – это скрипеть зубами, роняя горькие слёзы. Его жизнь обрывается в секунду самого сильного сожаления, разбивая некогда светлую душу на осколки.

Сяо Синчэнь хмурится, когда тёплая кровь попадает ему на лицо. Вязкая и горячая, она растекается у его ног, впитываясь в полы белых одеяний. Смахивая рубиновые, как гранатовое вино, капли, он как никогда полон сомнений. Разве у свирепых мертвецов бывает кровь?

Стоя подле него, Сюэ Ян не в силах сдержать ликования, и резкая, зловещая улыбка расцветает на юном, ещё совсем мальчишеском лице. От волнения даже кончики пальцев дрожат, и фантомная боль в отрубленном мизинце наконец-то утихает.

Клетка окончательно захлопывается.