Спокойствие

28

В предвкушении от встречи не только с Роном, но и Невиллом, которые должны были прибыть утром на очередной игровой день, Рената и Джеймс быстро завершили свою беседу. Как бы им не хотелось остаться дольше, Рената заметила, что мальчики будут полны энергии сутра пораньше, и сегодня вечером стоит как следует выспаться. Джеймс не хотел откладывать разговор по нескольких причинам, наблюдая как она первая покинула гамак.
Первая причина заключалась в том, что он хотел разобраться с тем, что происходило в доме семьи Абатэ. Он начал размышлять и пришел к выводу, что жуткие события произошли в ее детстве, то, с чем она не могла примириться, или даже не знала об этом.

История напомнила ему Сириуса, в самом начале их дружбы, когда они начали общаться после Церемонии Распределения. Очень долго, Сириус не мог понять, что поведение его родителей являлось насилием, то как они принижали его за распределение в Гриффиндор, как относились дома. Он думал, что они делали это “для его же блага”, даже если глубоко в душе не был согласен с предубеждениями и ценностями чистокровных семей. Должно было пройти время, чтобы он понял, насколько ужасно обстояли дела.
Возможно, именно с этим столкнулись Рената и Адельмо. Джеймс был почти убежден в этом, но она продолжала отмахиваться, будто это совсем не важно.
И в конце концов, Джеймс не хотел, чтобы она уходила, потому что хотел продолжить вечер. Порой, они проводили ночи напролет, раскачиваясь в гамаке. Им даже не приходилось разговаривать, тем не менее, не было неловкой тишины. Иногда, он засыпал или Рената, потому что атмосфера была умиротворяющей. Холодными вечерами, один из них приносил покрывало, которым они укрывались, добавляя уюта к уже идеальной обстановке.
Однако, возможно Рената не чувствовала того же, и он должен был уважать ее решение, когда она говорила “спокойной ночи”, отправляясь спать. Он пожелал спокойной ночи в ответ, прежде чем услышал звук закрывающейся двери, которая вела на кухню, оставаясь в одиночестве на улице.
Слова Ремуса проносились в его голове, подталкивая поговорить с Ренатой о том, как она обращается к нему. Это было пустяком, но Джеймс славился умением раздувать из мухи слона. Он не мог остановиться, все эти новые чувства, которые он ощущал в первый раз, и не знал, как поступить.
В школе у него не было проблем, он смело подходил к Лили, звал на свидания по сто раз на день. И его это ни капли не волновало, он не боялся, а был образцом смелости и решительности. Или как сказала бы Лили “высокомерным засранцем”.
И вот, несколько лет спустя, подойти к Ренате с вопросом, казалось для него величайшим испытанием. Он не понимал, почему так тяжело давалась просьба, особенно после разговора с Ремусом и Сириусом, убеждающих его в том, что все нормально. В большинстве случаев они не соглашались друг с другом, но здесь оба пришли к выводу, что Джеймсу стоит подойти к Ренате и поговорить, если это так сильно заботит.
Такая простая ситуация вызывала бурю эмоций, и по мере того, как он привязывался к Ренате, все больше мыслей заполняло его разум. Он не осознавал с каким обожанием смотрит на неё, как улыбка невольно появляется на лице при виде девушки. Он наслаждался общением с ней, тем, как она взаимодействует с Гарри. Она всегда ставила Гарри на первое место, даже если не помогала им, всегда старалась помочь окружающим, начиная от ситуации с Ремусом и Сириусом, заканчивая трудностями брата.
Джеймс знал, что у Ренаты есть и свои проблемы, но они никогда не были центром внимания, по крайней мере, она не заговаривала об этом. Все вокруг стояли выше ее самой, и как бы Джеймс не ценил заботу, он боялся, что это нечестно по отношению к Ренате. Он был в растерянности, когда девушка оставила его без ответов, не знал, что и думать.
И вот, пара ходила вокруг да около своих чувств и внутренних терзаний, казалось, что так и будет продолжаться, до той поры, пока правда не всплывет на поверхность.
Джеймс надеялся, что однажды, Рената начнет обращаться к нему по имени, или он сможет об этом попросить. Но пока что, оставит ситуацию, и будет ждать благоприятного моменты, наслаждаясь тем, что имеет.
Но никто не запрещал мечтать, не так ли?