ᴛʜᴇ ᴍɪʀʀᴏʀ

ɪx

Юджин стояла в просторной гостинной перед большим, овальным зеркалом с резной оправой.

Наконец-то.

Девушка не могла сдержать рыданий и слез радости, смотря на до боли знакомое и любимое лицо, что всегда возрождало ей весь желанный мир и покой:

— Чхве Субин, я так рада, — она приложила руку к его щеке, другой утирая жидкость со своего лица. — Боже мой, — Юджин наконец почувствовала, как пустота в её душе, образовавшаяся за эти двенадцать дней, заменяется чувством счастья, облегчения и желания жить. — Субин-а-а, я так скучала, — с новой волной рыданий произнесла она, тщетно пытаясь отделаться от слезной пелены перед глазами, которая мешала ей видеть его лицо, что сейчас украшала широкая улыбка, обнажая милые ямочки, которые Чхве в нем яростно обожала до писка.

Более или менее избавившись от слез, Юджин захлебнулась в рассказе о больнице и о том, что там чувствовала, как в итоге сумела влиться в доверие врачей и сбежать, прикинувшись одной из медсестер. Это дорогого стоило — девушке пришлось добираться до дома в белым халате и «кроксах», а с собой кроме блокнота с черной обложкой, у нее ничего не было. Ноги ныли от усталости, ведь идти пришлось очень долго. Неизвестно, сколько времени Чхве провела перед зеркалом, однако услышав звук открывающейся двери, резко опомнившись, замолчала и испуганно огляделась по сторонам в поисках, куда можно было бы спрятаться. Ей очень не хотелось, чтобы ее снова отправили в лечебницу, где ей житья нет.

Вскоре голоса в прихожей затихли, наверное, старшие ушли наверх переодеваться.

— Субин, я так не хочу с тобой расставаться, — тихо сказала Юджин, чувствуя, как глаза снова предательски мокнут.

Через какое-то время рядом с закрытой дверью в гостиную вновь зозвучали голоса, и девушка смогла узнать тембр Сынмина.

— Милая, а я говорил тебе, что без Юджин нам будет гораздо лучше, — все существо Джи будто облилось кипятком. — Давай закажем в честь этого суши? — нещадно ливанул серной кислотой, что мгновенно стала разъедать все внутренности. — Дорогая, это будут наши первые выходные в тишине и спокойствии.

Бора буркнула в ответ что-то нечленораздельное.

Мудак. Какая же сволочь и мразь этот Ким Сынмин. И как только у него язык поворачивается говорить такие вещи?! Господи, как мама только могла выбрать его...