Этому злодею нужен выходной!

Глава 3

- Как самочувствие, А-Синь? – инициативу в общении взял на себя светловолосый парень с яркими глазами, цвета неба.

- Фунбао! – почему-то мужчина рядом с ним выглядел испуганным.

- Все хорошо, благодарю. Как ваше здоровье? – ответил Инхао, внимательнее присматриваясь к эмоциям, меняющимся на лицах четырех человек.

- На зависть всем! – с улыбкой ответил Фунбао.

Повисла неловкая пауза, пока все выпивали по стакану алкоголя. Неявный предводитель этой группы «друзей» тихо прочистил горло и снова обратился с Хао Синю:

- Мы слышали, ты хотел распустить свой гарем и тебя вызывал по этому поводу Император. Если не тайна, поделись с нами, что сказал Император. Нам ужасно интересно, да, парни?

- Ага... - ответил нестройный хор голосов.

- Это было недоразумением, я никого не распустил. – с непроницаемым лицом ответил заклинатель. – Дядя вызывал просто поговорить и справиться о моем здоровье.

Инхао соврал, не моргнув и глазом, серьезно глядя в голубые глаза напротив. Эти люди, которые представились его друзьями, казались очень подозрительными, будто что-то своровали и теперь им стыдно смотреть в глаза. Знать, что Хао Синь теперь совершенно другой человек и ничего не помнит, они не могут, поэтому открыто бы после какого-либо преступления в адрес императорского племянника с ним не заговаривали. А этот Фунбао вообще кажется самым странным из них, будто полная противоположность самому Инхао. Теплый, светлый и веселый человек с постоянной улыбкой на красивых губах и напротив, одетый во все черное, холодный, хмурый, как осеннее небо, черноволосый мужчина со сталью в фиолетовых глазах.

В голове снова всплыл вопрос о том, где сейчас душа настоящего Хао Синя. Она перенеслась в охваченное огнем тело Хеи Инхао? Не повезло, конечно...

Перед глазами промелькнули последние воспоминания о яркой боли и огне, пожирающем обугленную кожу, пробирающемся к костям и внутренностям. Воспоминания о закипающей в жилах крови заставили дрожь пройтись по коже. Это была самая болезненная смерть из всех, которую он мог бы выбрать. Но она была его своеобразной платой за боль, которую он причинил тысячам людей за свою недолгую жизнь, за их смерти и страдания. Он искупал их убийство своей смертью для самого себя. Конечно, на том свете это самосожжение ему бы никто не засчитал.