Сводные

2

— Вот прямо сейчас я здесь. Какой у тебя вопрос? — заговорщицким шепотом говорит Егор.
Аркадьевич уже начал перекличку, но внимания аудитории ему не дождаться. Мы
сидим в ряд:Соня-я-Саша. Егор выше. Как на геометрии, соединить точки и провести
линию — поймёте, где эпицентр.
Мы будто на выставке, не хватает табличек-подписей к экспонатам.
Саша мудро не реагирует на доморощенного провокатора. Достает планшет, потом
тетрадь, находит под столом мою руку и кладет себе на бедро.
— Зачем откладывать на завтра, если можно сделать сегодня? — навязчивый голос в
сопровождении краткого смешка.
У Саши лицо высечено из камня. Мрачненько. Просто гранитный памятник этому
идиоту Егору, который никак не заткнется.
— Бла-бла-бла. Потом побазарим — обычный слив. О, как посредственно. Ты хочешь
меня спросить о чём-то? Я здесь.
Клянусь богом, пьяный Сонин бред, когда она в стадии некондиции и несет всякую
ересь, который кроет все и вся, выводит меньше. Позади сидит огромная муха-навозница, по
недоразумению у нее есть язык. По еще одному недоразумению она знает русский.
Саша распутывает наушники — тот его, похоже, достал. Но я сдаюсь раньше. Слегка
поворачиваю голову и веско бросаю через плечо:
— Мы слишком хорошо для этого воспитаны. Уважение к другим, слышал такое?
Стрелки-перестрелки потом.
— Можешь ударить меня своей книжкой по этикету, — с готовностью подхватывает
Егор.
— Отстань, — вяло огрызаюсь.
— Достойный ответ. Воспитание так и прет.
— Беседую в твоем стиле, чтобы было понятнее.
— Отбрось альтруизм и перестань меня недооценивать.
— Ребята, — Константин Аркадьевич прищуривается в нашу сторону. — В коридоре
вам будет удобнее. Вы нам мешаете.
Мы замолкаем. Слушаем перечень фамилий. Смотрю на взметающиеся в воздух руки.
Нас человек тридцать, некоторые, кажется, знакомы, поступали вместе, как мы. Чувачок
впереди нас что-то пьет, по виду разливное пиво. По тому, как он прячется тоже оно.
Губы растягивает улыбка.
Как-то мы были на дне рождения и Соня на следующий день пришла в школу под
легким красным сухим градусом. Ее штормило, но никто даже не заметил, все привыкли, что
она вечно сидит на диетах и ее шатает. Она получила пять по литературе, хотя даже не
готовилась. Тупо заболтала, училка пребывала под впечатлением. Привела Соню в пример
троечнику заике, говорит: вот так надо отвечать домашнее задание, как Слиппи. А
Слиппи в это время ржала, прикрывшись учебником.
Аркадьевич черкается в блокнотике. Меня он называет сразу после Егора.
— А, болтушка, — задерживает взгляд. Моя виновато склоненная голова. Проехали.
Следом называет Соню, кивает ей. Подруга толкает меня локтем в бок и сует под нос телефон:
— Нашла.
Бегло смотрю на экран. Страничка соцсети, на аватарке фотка Егора. Он в деловом
костюме, в ухе чернеет блютуз-гарнитура. Стоит на гироскутере где-то на Арбате и
улыбается девушке-аниматорша в длинном пышном платье. Несколько тысяч друзей, столько
же подписчиков. Соня начинает листать фотки, но я морщусь:
— Не надо, я поняла.
В кармане вибрирует телефон. Достаю, вижу шапку сообщения и почему-то даже не
удивляюсь. Хотя нет, вру. What the fuck, риторично. Этот Кораблин как человек
какашка или лично мы неугодные? От него идет острый маньячный запашок.
— А что с телефоном? — Саша замечает разбитый экран — первое. Второе — он
видит то, что на экране. Сводит брови.
Хорошо, что разбили смартфон. Судя по качеству фото, камера у тебя дрянная. На твоём
месте я бы его выбросил, даже целый — бегут печатные строчки и желтый смайлик в черных
очках в конце.
С другой стороны Соня тоже заглядывает мне под руку. Читает сообщение, и они с Сашей одновременно оборачиваются.
— Выходи, — Саша лаконичен.
— Я уже передумал, — Егор откидывается назад, складывает руки на груди. — Надо
было сразу соглашаться.
Меня начинает потряхивать от его самодовольной рожи. Его не спасает даже то, что он
симпатичный. Наоборот, смазливость на фоне откровенного хамства еще больше
вымораживает. У него такие же карие глаза, как у меня, а губы даже больше. Губы как у
Саши. Моя слабость. На шее поблескивает толстая цепочка необычного плетения —
серебро или платина. Когда он наклонялся, видела часть от массивного креста. И в этом
тоже они похожи с Сашей. Перед глазами стоит недавняя нестираемая сцена — большой
крест с его цепочки спускается мне прямо между ног, когда он живот целует, чувствую
холод металла, а внутри жар. Очень приятно. Очень порочно.
— Выходи, — повторяет Саша. — Или я тебе помогу.
— Не навязывай людям свою помощь, они этого не ценят, — усмехается Егор. Вертит
в пальцах айфон. На столе перед ним только планшет и ключи от машины на стильном
брелоке.
Я пижон, катаюсь на пежо — я новорожденный рэпер, продолжаю упражняться.
— Ребята, — Аркадьевич стучит маркером по доске.
Тяну Сашу к себе и говорю на ухо:
— Это он облил меня из лужи. Испортил платье. Очень напугал. Поэтому разбила
телефон. А теперь вот написывает вк. Сделай ему что-нибудь.
Еще не успеваю закончить, но уже жалею о сказанном. Есть во мне жирный минус —
иногда девочка-девочка ведет себя как отборная стерва.
Лицо Саши  мрачнеет, буквально вижу нависшую грозовую тучу, воображение мое
настолько услужливо, что пахнет озоном. Торопливо соображаю, что еще сказать, но не
успеваю.
Саша вскакивает. В глазах такое бешенство, когда он оборачивается к нему. И он тоже
вскакивает, напряженный, готовый отразить удар.
— Ребята! — долетает от платформы. Какой-то несерьзный, глупый звук, словно забыли выключить телик, а там началась скучнейшая передача типа “Что? Где? Когда?”.
Следом вскакиваем мы с Соней.  Хватаю Сашу  за руку, но он меня не замечает. Рядом
Соня тонко-тонко пищит, что нас сейчас всех выгонят. И она права, от терпения
Аркадьевича остались одни крошки и их даже меньше, чем у него на свитере. С чувством, с
толком, с расстановкой, он говорит:
— Молодые люди, вышли вон. Девушки, садитесь, но чтобы я вас до конца пары больше
не слышал.
Саша смахивает вещи в сумку-портфель и с готовностью пробирается вниз по рядам —
он этого и хотел. Егор без энтузиазма спускается тоже, их провожают любопытные
взгляды и перешептывания.
Когда дверь закрывается с той стороны, мы  с Соней садимся, обе, как на иголках.
Чувствую себя прегадко. Университет подразумевает, что мы повзрослели, мы сами пришли
учиться. Первый день, первая пара и такой провал. А если еще Саша расквасит пижону нос,
виновата только я, сама же домахалась красной тряпкой. Хотя… Почему я? Ничего не
наврала, сказала, как есть. Чего ради мне его выгораживать? Если ему и прилетит — сам
напрашивался, он же совершенно невозможный. И это с ним нам видеться каждый день из
года в год? Один вопрос — за что?! Из проступков на ум приходит только случай, когда на
спор украла жвачку в магазине. Но Бог Дирол как-то уж слишком мелочный и мсительный и
жесток на расправу. Несоизмеримо.
Строчу сообщения Саше, отвечаю на Сонены печальные вопли и вполовину уха
слушаю лекцию. Аркадьевич задвигает про любовь к мудрости — своевременно. Оставшиеся
семьдесят минут. Даже не отпустил на пятиминутку, ибо позже начали. Конечно, сам-то
наелся. Не могу отстать от него с этими крошками, он их так и не стряхнул. Не видит? Сэр,
для чего вам очки?
Мы выходим сразу после звонка. Саша стоит у окна напротив, локтями опирается на
подоконник. В ушах наушники, в руках телефон, по виду целый. Кладу руки ему на талию, на
мой вопросительный взгляд он отвечает, что все хорошо. На Сонен вопрос: где Егор, —
что он не его гувернантка.
Егор  появляется перед самым звонком, с той же едкой улыбкой. Наверняка
репетировал перед зеркалом — какая-то нечитаемая усмешка, гремучая смесь то ли
наглость, то ли застенчивость. Снова садится позади нас, но молчит, рыбка. Пиранья. Или
акула. Челюсти, две тысячи девятнадцатый год выпуска. Он молчит, но спиной ощущаю его
взгляд, и он меня нервирует. Из-за него не могу горбиться, как я это люблю, и от
напряжения ноет поясница.
После второй пары полчаса на обед, но в столовке очередь, как в советские времена.
Есть подозрение, что и меню не ресторанное. Мамина подруга рассказывала про свою дочь,
инженера-технолога, что студенты работают в столовой и плевать хотели на саннормы.
Поэтому чай. Нет, два чая.
Я пью и смотрю на него потому, что он тоже на меня смотрит. Саша сидит спиной и
не в курсе, что во мне скоро просверлят дырку. Моим соседям надо у него поучиться
ремонтным работам. Абсолютно бесшумно и после одиннадцати лавочку можно не
сворачивать. Украдкой показываю ему средний палец. Замечаю обломанный ноготь. Вот
черт, когда это я успела?
Третья пара проносится еще быстрее, чему я рада, не описать, мы на самом последнем
ряду и преподша симпатичная. И она об этом знает. Марина Маратовна. Она похожа на студентку. Она брюнетка с темными глазами и, не прочь поболтать о себе любимой в
учебное время. Таким образом мы выяснили, что по национальности она татарка. А ее
мама, — внимание, еще кусок важной информации! — блондинка с голубыми глазами — и
как раз так выглядят настоящие татары. Саша несмешно шутит, типа: Соня, ну-ка, где твой
национальный костюм? Слышала в чем ходят татары? Тебе пойдет эта их шапочка. И не
надевай больше эту юбку. Соня в том же тоне юмора за двести обещает, что подарит юбку
ему.
После учебы на парковке меня ждет мама. Мы прощаемся с Сашей, Соня уже уселась
к нему в машину, когда она виснет у него на руке и ноет: ну Саш, ну подвези, ну не в
маршрутке же мне ехать, — лучше согласиться. Потому, что отказы не действуют, она их
просто не слышит и как заевшая пластинка плачется на тяжелую безлошадную долю.
Машину ей папа купил вообще-то, симпатичную малолитражку, восемнадцать будет вот-вот,
но она так “верно” рассчитала время, что на права еще учится.
Она высовывается в окно и машет мне. Делаю ручкой в ответ.
— Увидимся вечером? — Саша коротко чмокает в губы.
— Пока не знаю, — обнимаю его за шею, целую, уже не так невинно, но вспоминаю про
маму и отстраняюсь. — Пока. Люблю.
— Люблю.
Сажусь в машину цвета пожара.
— Как первый день? — спрашивает мама, выруливая с парковки.
Неопределенно жму плечами. Моего ответа она и не ждет, делает радио громче и
щебечет про “классный новый завоз и вот мы щас что-нибудь тебе подберем в честь начала
учебы”. Прямо скажем, так себе праздник.
В трк у нее салон одежды, и довольно неплохой. Мы обе там одеваемся. Она и сейчас в
новом клетчатом платье. Смотрю внимательнее. Ей очень идет новая прическа, недавно
мама решилась на смелое, молодежное окрашивание — нижние волосы медно-рыжие,
верхние смоляные черные. Да и помолодела как-то неуловимо, ей можно дать тридцать с
мини-хвостиком. Не сравнить с тем, что было год назад — из-за стресса и развода выглядела
ходячим кошмаром. Старуха Изергиль. Они с папой пять раз подавали и забирали заявление,
пока, наконец, не развелись. Им, может, и легче, а мне что-то не очень. Если они так долго
сомневались, что мешает сойтись опять? Вполне допускаю. Иногда присаживаюсь на уши,
ему или ей, что, может, вернем, как было, обещаю всякое детское, хорошо себя вести и т. д.,
но они пока неподкупны. Как цинично говорят, все продается и покупается, но не знаю,
какая нужна валюта, чтобы разбитое счастье собрать.
В торговом центре настроение поднимается. Безмятежный народец, обожаю быть
частью праздношатающейся толпы и глазеть по сторонам.
Ходить с мамой по магазинам тот еще квест. Меня используют в качестве тележки, она
хватает все без разбору, а я таскаюсь за ней сначала с вешалками, потом с пакетами, как
шофер. Но сегодня я королева бала, и она сжалилась, поэтому мой гардероб быстро
пополнился синим джинсовым комбинезом, синей блузкой с кружевными рукавами и синей
кожаной юбкой. Чито поделать, цвет настроения — синий. Давайте мартини.
После зашли за другим телефоном. Хотела выбрать нечто из новинок, но вспомнила
слова одного придурка про зашкварную камеру и из принципа взяла ту же самую модель.
Ибо пошел он.
На обратном пути не расстаюсь с интернетом и виртуальным Сашей. Ах, да, куда мы без Егора. Беседуем втроем, подруга настаивает, что наши студенческие нуждаются в
купании, например, в шардоне. Она специально избегает глагола “обмыть”, будто от этого
меняется суть, и банальная пьянка становится чем-то иным. За глаза Саши называет Соню
Купитман. “Твой Купитман разлил сок у меня в машине”. “Твой Купитман опять просил
забрать его среди ночи из злачного места”.
Выхожу из ауди, прижимая к груди коробку с моими любимыми медовыми пирожными,
которые мы купили в кафе. Мама идет впереди, я за ней, на ходу печатаю сообщение.
— Не закрывайте, — просит мама, ускоряя шаг и протискивается в лифт.
— Вам какой?
— Пятый.
— И нам.
Отрываюсь от телефона. И вот тут зе энд. Едва не роняю пироженки.
Кораблин в двух экземплярах. Мой одногрупник и еще в подарок взрослая копия —
мужик лет сорока пяти.
Пялюсь на него в открытую. Костюм-тройка, блестящие туфли, плюс все атрибуты
успешного бизнесмена. На руке часы, в руке сотовый, на губах дежурная улыбка, в глазах
усталость. Он что-то говорит маме, но от неожиданности не могу вникнуть в смысл слов. Не
надо быть шибко сообразительным, чтобы понять, в какую квартиру они едут. Готова
носиться с полубезумным видом, встрепанными волосами и горящими глазами и орать: это
место проклято! Уезжайте отсюда или погибнете! И премерзко так хихикать в конце.
Смехом душевнобольного. Интересно, если я так сделаю, наши Равшан и Джамшут свалят?
Только вот перед мамой неудобняк выйдет.
Встаю лицом к дверям. В зеркальном металле слегка расплывчатые отражения.
Кораблин-младший сзади. Он сдвигается чуть влево и смотрит на мое отражение, смотрит,
смотрит, пока двери не открываются.
Его клинит походу.
— …значит, не сильно вас достали шумом? — ко мне возвращается слух.
— Нет, что вы, — отмахивается мама. — Абсолютно никаких проблем.
— И все же, в качестве извинений, хочу пригласить вас с сестрой на ужин.
— Ой, что вы, — повторяет мама. — Это моя дочь.
— Вы шутите! — восклицает мужчина.
— Нет, правда, — мама улыбается.
— Никогда не поверю!
— Ах, перестаньте, я сейчас начну смущаться.
— Такой красивой женщине это лишь к лицу.
— Бросьте, лицо цвета факела никого не украсит.
— Вы исключение.
— Вы так думаете?
— О да.
— Ну, что ж, вынуждена вам поверить.
— Уверяю вас, вы не пожалеете.
В продолжение этого бесмысленного обмена фразами мы топчемся на площадке. Уже
готова невежливо отвернуться, открыть дверь и зайти в дом, но что-то меня удерживает.
Впервые вижу, чтобы мама по своей воле стояла и трепалась ни о чем с незнакомым
человеком. Она красивая и вниманием мужским не обделена, но всякие такие вещи пресекает на корню. Именно поэтому я и надеюсь, что с папой у них не все потеряно. Но то,
как она разговаривает сейчас, это похоже на…флирт? Пытаюсь поймать ее взгляд, но не
получается, она смотрит только на этого мужика.
— …значит договорились, — я снова пропускаю половину разговора. — К семи часам
мы вас ждем на новоселье.
Что?
— В качестве входного билета с нас сладкий пирог. Вы с чем любите?
Что?!
— Вы еще и готовить умеете? Поразительно. Егор, заказывай, пользуйся случаем.
Вызовите мне кто-нибудь скорую.
— Я люблю со сгущенкой, — говорит этот подлиза и улыбается маме. — Со сгущенкой,
шоколадный.
У тебя слипнется, обжора. Если я тебя раньше не задушу.
— Договорились, — мама тоже ему улыбается. — К семи будем готовы.
Это очень злая шутка.
— Ждем с нетерпением.
Или нет, кажется, они все таки не шутят.

...❤️