Мои интернаты

Начальные классы

Понеслось!

Наше утро - утро маленьких солдат:

Резкий свет в глаза, громкое «Подъём!», минуты на идеальное застилание постели (ее обязательно проверят дежурные) и самые решающие секунды - секунды забега дистанции: "от кровати  до бытовки"

И это была очень короткая, но очень скоростная и важная дистанция, которая решала всё.

Если опоздал, будешь стоять в трусах в строю и слышать риторический крик «Где твои штаны?!» Потом судорожный поиск заветных штанов в заваленной бытовке и ты обязательно их найдёшь где-нибудь в углу - штаны соседа, который вчера второпях бросил их после пробежки. А сегодня стоит в твоих... И доказать это невозможно - спортивка один в один... И никакие начирканные, вышитые, зазубренные пометки не помогут тебе снять их с товарища. Напрасное бесштанное метание от одного к другому - никто не снимет то, что было отвоёвано на честной дистанции "от кровати до бытовки".

Так пару раз бегала в трусах и я.

Пару раз сплошного стыда и паники.

Но это пару раз хватило и для того, чтобы моя голова опять сработала на повышенных оборотах и сгенерировала первые идеи.

Можно действовать, когда нет конкуренции, а её нет, когда все спят...

И я пошла на опережение.

- Подъём за час до общего горна

- Доведение своей кровати до идеала (простынь, как натянутая тетива, одеяло без единого комочка, покрывало, словно только что из-под утюга и сверху идеально взбитая и поставленная парусником подушка).

В 6:30 моя кровать уже представляла собой венец совершенства любой дисциплины (самый жёсткий дежурный бы всплакнул).

После всей проделанной работы, я ложилась к Любке в постель и спокойно досыпала до горна.

И когда заходила Нина Александровна и зычно выкрикивала «Подъем» - мы с Любкой вместе соскакивали, вместе заправляли её постель и первыми бежали к бытовке.

Когда другие только одевались, мы уже стояли в строю и Любка травила мне на ухо анекдоты.

С Любкой мы оказались отличной командой и просто закадычными подружками.

Являясь полными противоположностями, мы отлично дополняли друг друга. Я смуглая брюнетка, бойкая и смелая, Любка – светленькая, застенчивая, с отменным чувством юмора (в то время как я и простого анекдота не могла рассказать, она шутила, как опытный стендапер – слету, но тихо мне на ухо). Рядом с ней я постоянно смеялась. Она подмечала такие вещи, которые мой взгляд никак не ловил. Это касалось всего: людей, предметов, ситуаций. В ее юморе столько было правды, которую я умело использовала, чтобы держать бесспорное лидерство в своем классе, а позже и во всем интернате. Любка умело травила анекдоты, в то время, как я практиковала ораторское искусство, силу убеждений и манипуляций. Вместе мы были вечно первой (и вечно гогочущей) парочкой. Нашей дружбе и завидовали, и восхищались.

- Мы с Тамарой ходим парой! – всрикнула Нина Александровна, обернувшись назад на нас. – Что у вас новые правила!? Встаньте в строй!

Любка быстро расцепила руку и мы встали, как все. Я первая, она вторая и позади весь класс - затылок в затылок... Пошли на обед.

- Показываем руки- весело сказал дежурный по столовой, пробежав по строю, проверяя ладони -все крутили из, показывая тыльной и не тыльной стороной – У этого паста от ручки, разворачивай класс в конец..

Весь класс послушно развернулся и занял последнюю очередь в колоне столовой, пока Ванька Лелецкий со своим упрямым чубом, тер руки под краном на 1 этаже. Вот он прибежал, встал в строй и мы снова двинулись по очереди в столовую. Руки заново проверили, обошлись без замечания, дежурный провел наш класс по столовой к нашим столам. Мы дружно сели за стол – 6 человек. Первое, второе, компот, салат, конфеты – грех жаловаться.

- Будем выносить конфеты на вечер? – шепнула мне Любка в самое ухо

- Конечно – коротко ответила я.

Пока воспитатель отвлекалась на разговоры с другими, я незаметно запихнула конфеты в носки, Любка повторила. Теперь главное не пойматься дежурным. Весь класс дружно встал по команде, выстроился и наша колонна направилась к выходу. Перед нами самые бдительные и принципиальные дежурные обшманывали особо подозрительных старшеклассников - и нашли-таки у одного под рубашкой хлеб. Отправили доедать за стол. Пока они возились с ним, мы благополучно прошли со своими запасами в носках.

После отбоя, когда воспитатели уходили по домам, а ночные нянечки входили в свои права, мы с Любкой разворачивали конфеты и смачно их поедали, шушукаясь в темноте.

Любку свою я очень любила, самой теплой сестринской любовью. Она была на редкость честной, на редкость застенчивой и самой большой трусихой на свете, которую я только знала. По характеру более бойкая я повсюду ее сопровождала, даже ночью до туалета. Засыпая я дотягивалась до ее руки (наши кровати стояли близко) и лежала так, пока она уснет, затем тихонько отпускала ее ладонь и засыпала сама. Так 4 года подряд сквозь темные ночи казенных спален светились наши сомкнутые руки из-под казённых одеял.