По воле луны[Предназначенные луной]

Глава 11

Внешне Чимин старался как можно лучше реагировать на прикосновения губ Чонгука к своим и звуки их языков.

Внутри у него все рушилось. Все его тело покалывало от приятных и незнакомых ощущений, от которых ему было так хорошо. Если Чимин никогда и никуда не вписывался, он был уверен, что это потому, что он никогда не знал подобного. Это... это было так правильно. Омега чувствовал себя таким счастливым.

Чонгук целует его, прижимается, придерживая его щеки... О, луна.

Блондин не знал, как долго они так пробыли. Он никогда раньше не целовался, но смотрел дорамы, чтобы узнать, как это делается, и много ночей фантазировал о том, каким будет его первый поцелуй. Возможно, в глазах остальных Чимин был самовлюбленным чудаком, который даже не стремился выглядеть красиво, но это было не так. Чимин также хотел любить и быть любимым, и ему нужен был достойный альфа, который мог бы видеть дальше того, что другие говорят о нем.

Брюнет был так похож на ту недостижимую мечту. Почему Чонгук целовал его? О, луны, почему он целовал его и впивался ему в рот, как будто ему это очень нравилось?

И как хорошо он целовался...

Ну, формально Чимин не знал, насколько хорошо или плохо он целуется, но он судил по тому, насколько доволен был его волк каждый раз, когда Чонгук прерывался, чтобы глотнуть воздуха, а затем набрасывался на него гораздо более диким и нуждающимся.

Он делал с ним то, что никому еще не удавалось спровоцировать. Это приводило его в трепет и усиливало в нем желание чего-то большего. О, луны, Чимин не мог остановиться.

Затем омега начал слабо стонать от ощущения тепла в нижней части живота. Может быть, у него началась эрекция. Может быть, его задница стала казаться ему странной и липкой.

О, луны, все луны небесные.

Чонгук зарычал ему в рот, и Чимин понял, что тот заметил это, но когда он подумал, что от этого поцелуй усилится, и они будут тереться друг о друга на траве, как под действием гормонов, то получил совсем обратное. Альфа оторвался от него с расфокусированным взглядом на Чимине и неровным дыханием.

Блондин затрепетал веками и в итоге тоже открыл глаза.

Хорошо.

Что, черт возьми, только что произошло?

Чимин не хотел смеяться, он действительно не хотел, но ему было так стыдно, что он не знал, что сделать, чтобы прервать пристальный взгляд и гробовое молчание. Он не знал, что сказать. Он ничего не знал. Его разум был пуст.