К черту любовь •{Liskook}•

Часть 30

— Ахххх, Лиса! — Сана разводит руками, и ветер треплет кисточки на ее фиолетовой куртке. — Самая лучшая любовь — это та, которой быть не должно.

Я грызу ногти, выплевывая их через уголок рта.

Сана шлепает меня по рукам, а затем жестом предлагает начать разговор.

Я рассказываю ей о своем сне, пока мы сидим на вершине Харрикейн Ридж. Меня это ужасно смущает. Когда мой рассказ заканчивается, она молчит.

— Когда Чон был маленьким мальчиком, ему постоянно снился один и тот же сон. — Сана взмахом головы отбрасывает свои серебристые волосы за спину и задумчиво улыбается. — Сон был о львах. Об их стае. Они приходили за ним, только за ним. Бродили по пустым улицам Порт Таунсенда, разыскивая его. Он скрывался, но где бы он ни прятался, они всегда находили его. Он был в ужасе. Говорил, что чувствует запах их прогорклого дыхания, чувствует, как они впиваются зубами в его тело. И всегда просыпался с криком.

Я поморщилась.

— Поэтому, мы пошли встретиться с «ведьмой». — Сана делает воздушные кавычки на слове «ведьма» и улыбается мне. — У нее был магазин эзотерических товаров, она продавала ловцов снов и все такое. Сейчас магазина у нее больше нет, но она все еще живет рядом с винодельней на Мэрроустоун. Люди все еще ходят к ней. В общем, она сказала нам, что Чонгуку нужен талисман, чтобы прогнать эти сны. Сначала она дала нам ловца снов. Конечно же, это не сработало. Поэтому мы вернулись к ней на следующей неделе. Затем она дала нам камни — сказала, что Чон должен положить их под подушку, и они поймают сон в ловушку.

Сана протягивает мне бутылку воды из переносного холодильника. Открывает свою бутылку и делает глоток, и я замечаю, что ее губы оставляют на бутылке клубнично-розовый след.

— Когда камни не подействовали, мы вернулись назад, и когда тоник не сработал, мы снова пришли к ней, и так далее, и тому подобное. Наконец, когда мы подошли к ней в пятидесятый раз, она усадила нас обоих перед собой. Она сказала нам, что что-то в жизни Чона заставляет его видеть этот сон, и только вместе можем остановить его.

Мне стало неловко. Я так мало знаю о жизни Чона, а Сана знает так много. От этого мне кажется, что у меня нет никаких оснований для тех чувств, что я к нему испытываю.

— И что же вы сделали? — спрашиваю я.

— Чонгук сказал, что иногда он осознавал, что видит сон. Он по-прежнему пугал его, но уже не так сильно, потому что Чон знал, что проснется. Поэтому мы говорили о том, чтобы он боролся во время этих осознанных снов. Причинял боль львам прежде, чем они успеют причинить вред ему. Он был настроен скептически, но сказал, что постарается. Через неделю он прибежал ко мне в школу и сказал, что сделал то, что я ему сказала. Он разорвал пасть льва голыми руками. Отбивался от них.