В его глазах смерть

Глава тридцать первая "Умирать страшно"

Спустя четыре дня.

Умирать больно. Умирать страшно. Умирать некрасиво. Я теперь знала это не понаслышке.

— Дженни! Девочка моя, — слышу знакомый до дрожи в коленях голос мамы. Не хочется открывать глаза. Тогда я узнаю, что все еще жива, а жить не хочется совершенно. Но я делаю усилие и встречаюсь взглядом с полными слез карими глазами моей матери.

— Не плачь, мама, — мой голос звучит хрипло, я сама себя не узнаю. Рана в груди ноет, но под раной все куда хуже. Там душа. Истоптанная, выпачканная в грязи, разорванная на мелкие кусочки и почти мертвая. Она болит куда сильнее, чем огнестрельная дыра с левой стороны груди.

— Тебе больно? — ее глаза наполняются еще большим количеством слез.

— Нет, — вру я.

— Сестренка! — кричит Йери и бросается на мой живот. Равнодушно смотрю на темноволосую голову девочки.

— Привет, — шепчу я. Не делая попыток прикоснуться к сестре.

— Йери, отойди, Дженни больно, — неправильно понимает мою сдержанность мама.

— Солнышко, смотри, кто здесь, — говорит она мне, указывая куда-то за спину. Я послушно поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Джексоном. Он выглядит подавленным. В руках сжимает букет из полевых цветов. Он всегда был высоким и красивым, заставлял биться мое сердце быстрее, но сейчас выглядит совершенно нелепо, стесняясь поднять на меня глаза.

— Мы скоро вернемся, — говорит мама, заметив его нерешительность, и ухватив за рукав, отпирающуюся Йери, выходит. Я обвожу взглядом пустую больничную палату. Из окна бьется свет. Все стерильно белое и у меня болят глаза от этого. Джексон садится на краешек кровати и устраивает свой букет на тумбочке рядом. Запах цветов резкий, мне хочется чихать, но если чихну, швы на ране могут разойтись, поэтому заставляю себя терпеть.

И цветы, и того кто их принес.

— Врачи говорят, ты быстро идешь на поправку, — говорит он, после долгого молчания.

— Мне сказали, это ты меня спас, — говорю я. Он кивает, а я продолжаю, — не надо было.

Его лицо искажается в удивленной гримасе и это меня раздражает. Как же я отвыкла от человеческих эмоций. Искренних эмоций.

— Почему? — спрашивает он, когда приходит в себя.

— Как вы меня нашли? — интересуюсь я, намеренно не отвечая на его вопрос.

— Мы следили за Кимом, надеялись, что он приведет нас к Шульцу, а привел к тебе, — его лицо озаряется улыбкой и он хватает меня за руку. Его ладонь теплая, но мне хочется выдернуть свою. Его прикосновения противны мне на любом уровне. Сознательном и бессознательном. — Дженни, я хочу извиниться.

Я качаю головой:

— Не надо.

Я прошу его меня оставить, говорю о том что хочу побыть одна. Он соглашается и быстро выходит из палаты, я вижу, через приоткрытую дверь, как он останавливает маму, рвущуюся ко мне. Я делаю глубокий вдох, пытаясь уснуть.

Просыпаюсь от все того же гадкого запаха цветов. Тянусь рукой, что бы сбросить их на пол. за этим меня и застает вошедшая медсестра.

— Не любите цветы? — с улыбкой спрашивает она.

— Они воняют. Вы можете их убрать? — интересуюсь я. Девушка кивает и принимается снимать мою повязку. Я смотрю на ее руки белые и тонкие, на ее быстрые профессиональные движения. Вспоминаю себя. Сейчас мне кажется, что это было в другой жизни. Она разглядывает мою рану:

— Ваша рана прекрасно заживает, — улыбается девушка. Мне даже кажется на пару мгновений, что ее это действительно волнует.

— И почему я еще жива? С пулей в сердце? — решаюсь задать вопрос, что мучает меня с момента пробуждения в этой медицинской палате.

— Доктор не рассказал вам? — искренне удивляется девушка, накладывая новую повязку, — вы зеркальная девушка.

— Что, простите? — морщусь я. Медсестра начинает меня раздражать. Она слишком счастливая и беззаботная, слишком напоминает меня из старой жизни.

— У вас декстрокардия, — объясняет девушка.

На медицинском языке это значит, что мое сердце расположено справа. Мне хочется истерично расхохотаться. Глупая аномалия моего организма, спасла мне жизнь и уничтожила душу. Как мне теперь жить?