Один на миллион

Часть 4.

Всё рассказать, действительно, приходится. В любом случае долго держать в себе не получилось бы. Этот груз давил бы на душу Пешкова, а она и так потрепанная.

Серёжа ненавидит враньё, поэтому почти всегда говорит правду, чего требует и взамен. Считает, что горькая правда лучше, чем сладкая ложь. Но со временем он стал закрытым и начал идти против своих же принципов.

Нет, это не проявлялось в какой-то огромной лжи. Он больше умалчивал, чем врал. Просто ему казалось, что так будет лучше. Это никогда не касалось его семьи. С ними он был открыт всегда как книжка.

Ему мама, как и всем, в детстве всегда говорила «Сынок, врать — это плохо», «Не нужно от меня ничего скрывать, я же всё равно узнаю правду», «Если ты соврёшь один раз, то моё доверие к тебе с каждым разом будет уменьшаться». Именно поэтому с родителями у него хорошие отношения и по сей день.

Всё строится и держится на правде и доверии. Если этого не будет в отношениях людей, то в чём тогда вообще смысл всего?

Поэтому сейчас, когда они сидят в машине и едят, иногда обмениваясь парой фраз, кудрявый делает пару глотков колы и прочищает горло. А как начать-то? Что говорить? Похуй, что-то уж точно нужно сказать.

— Вань. — Опускает глаза вниз и перебирает картошку фри в коробочке. Зелёные глаза в миг устремляются на него и ждут продолжения. — Я должен тебе всё рассказать, чтобы не было недопониманий.

Ваня жуёт свои нагетсы и смотрит на юношу, от которого очень хорошо чувствуется волнение.

— Если ты не хочешь говорить сейчас, то не стоит. Я могу подождать, от тебя уж точно дождусь. — Немного улыбается и наклоняет голову вниз, чтобы увидеть лицо, которое закрывают кудри.

— Нет, я хочу рассказать сейчас. Мне не нравится держать это в себе. — Облизывает сухие губы и продолжает. — Только обещай, что не будешь смеяться или осуждать меня.

— Обещаю. — Даже не видя лица, можно понять, что он не врёт.

— Я... Я стримлю на твиче. — Замолкает и жмурит глаза, ожидая услышать смех.

— Ну и что? — Русый хмурит брови и непонимающе смотрит на Пешкова. — Почему ты скрывал это?

Нет никаких насмешек и осуждения. Почему?

— Я боялся. Думал, что ты посчитаешь это бредом.