Sentire possum | Соукоку | В процессе

First: Il dolore nell ' animo

Он чувствует только жар или холод. Ему не больно от очередного пореза во время готовки. Ему не больно при очередном ударе об косяк двери, не больно при порезе об острые края разбитой керамической кружки. Он вообще не чувствует боли.
-У тебя редкий дар, Осаму, — повторял ему отец, сидя рядом с ним на больничной койке, пока маленький Дазай не мог понять почему из его рта течёт кровь. Он не мог понять почему его положили в больницу. Ему ведь не больно, он ведь даже не знает что это такое, а в больницу ложат только тех кто болен. Кому больно.
Редкий дар оказался болезнью, хотя от него у Осаму ничего не болело. В этом и была проблема. Его редкий дар оказался анальгезией — болезнью при которой люди не чувствуют боли.
Дазай ощущал себя куклой, в которой не успели дошить новые детали. Нет, это были не глаза или ноги, это были внутренности. Регулярные походы к врачам сопровождали его всю жизнь и вот, он остался совсем один среди бесчувственных предметов. Таких же как и он.
-Всё хорошо, на этот раз без происшествий, — с выдохом произнёс врач, заматывая бинты на руки юноши обратно, — Ты стал чаще получать травмы в последнее время. Я уже начал волноваться.
Волноваться? О нём никто не волновался. Его редкий дар испортил жизнь, портил её по сей день, забирая последних родных и последние радости жизни. Осаму почти не чувствовал вкуса еды. Его не волновали люди, заходившие в автобус с ужасным перегаром. Он не чувствовал запахов также как и боли.
-Постарайся тщательно следить за собой, Дазай, ты способный парень и у тебя есть все шансы дождаться лечения.
Откусаный в детстве язык, лежащий неровно во рту, только напоминал что возможности лечения нет. Он даже не помнит сколько месяцев ему было когда он откусил приличную часть своего языка. Зато он отлично помнит как уже в сознательном возрасте откусил себе уголок губ, а потом сломал руку. Потом ногу. Потом палец. Его чувства были закрыты от всех, в том числе и от себя.
Дазай впервые ощутил щемящие в груди чувство ни когда умерли его родители, ни когда он остался совершенно один, а именно тогда, когда взял в руку гитару и услышал льющийся из-под струн звук. Тогда он сказал себе:
-Я влюблюсь только в того, кто заставит ощутить меня боль снова.
Он ни чувствовал боли в желудке, когда тот умолял о еде. Он ни чувствовал боли когда протыкал руки насквозь огромными иглами. Он ни чувствовал ничего.
-С таким даром ты можешь выступать в цирке, — вспомнился голос матери.
Да, Осаму тот ещё шут. Он никому не говорит о своей болезни. Всегда делает вид что ему больно, не приближается к людям и большинство времени проводит в квартире своего дяди. Мори Огай забрал Дазая после смерти родителей и всех родных. Он единственный кому из рода повезло родится без анальгезии и судьба оставила его без выбора — забрать мальчика, который был бесчувственным. Огай был директором крупного университета, который попросту перешёл ему по наследству и все свои деньги спускал на «налоксон» — препарат который должен был вернуть племяннику чувства. Только вот Осаму уже пять лет делает вид что ему это помогает, лишь бы его дядя успокоился и дал возможность жить без надзирательства. Его слежение, пока Дазай не стал делать вид, что чувствует боль — переходило все границы. Постоянные няни, постоянные охранники и прослушка в телефоне были для парня невыносимыми.
Хотя, возможно он и не обманывал Мори. Он действительно чувствовал боль. Щемящую боль в груди при игре на гитаре.
***
Чуя всегда был странным. Его с детства привлекали цветные вещи и украшения. Ему с детства нравилась красота мужского тела и низкий голос, заставляющий чувствовать себя самым слабым человеком на планете. А ещё, Чуе всегда нравилось привлекать внимание. Это были слезы, безудержные крики, яркая одежда и звонкий голос и от этой привычки он не смог избавиться даже спустя 17 лет.
Вот и сейчас он идёт в первую неделю поступления в универ как самый настоящий фрик. Его волосы разделялись наполовину, привлекая к себе бесконечно большое внимание, чем Накахара упивался до скрипа в зубах.
-Мои волосы это огонь. Одна сторона — рыжая, только начавшее гореть пламя. Вторая же — красная, пламя которое уже устало гореть. Половина меня сгорает.
Накахара был тем, кто всегда стремится к идеалу и никогда его не достигнет. Он пытается уметь всё и сразу, но одновременно не умеет ничего. Казаться странным Чуе тоже нравилось, нравилось также как засиживаться с книжками до утра, опаздывая и просыпая всё, что только можно. А ещё ему нравилось быть одному дома, наслаждаясь одиночеством и чёрным цветом вокруг.
-Я создаю вокруг себя иллюзию того, что моя жизнь яркая, а на самом деле она такая же чёрная и неинтересная как моя комната.
Нет, Накахара не был подростком выдумывающим себе проблемы или самому его себе доставляющим. Он просто был скучным для себя. Его миллионы слов о книгах не были нужны никому, кроме его самого. Одежда, сверкающая своей необычностью и цепи на руках просто скрывали серость его сознания. Серость его одинокой и скучной жизни, которая вполне устраивала.
Раздумия о собственной ничтожности привели его на третий этаж университета и одинокий звук фортепиано, раздающийся спокойной мелодией. Его виновником был парень, что был, похоже, даже ярче Чуи. Его одежда была в однотонных, сдержанных тонах. Волосы совершенно обычного цвета, как и карие глаза. Но ярким в нём было не это. Его длинные бледные пальцы напрочь были покрыты шрамами. На лице было множество таких же белых полосок, а с краю губ просто напросто отсутствовала кожа, открывая вид на ровные зубы.
-А «К Элизе» сыграть сможешь? — парень и сам не понял что заставило его злиться и с усмешкой подойти к играющему. То-ли это были белые шрамы, что делали незнакомца самым ярким в стенах университета. То-ли это была игра на фортепиано, что была намного лучше того, как играет Чуя, но это было неважно. Важно сейчас было то, что незнакомец лишь коротко кивнул и вновь начал играть. Играть запрашиваемую мелодию лучше Чуи в сто раз, заставляющую ненависть цветного парня съедать его изнутри, захлебываясь в собственной ничтожности и напоминать про отсутствие талантов.
-Как тебя зовут? — Осаму закрыл крышку фортепиано и ожидал ответа незнакомца.
-Накахара Чуя, — и только сейчас шатен поднял взгляд со своих пальцев и посмотрел на стоящего рядом с ним. Его сердце заболело, а глаза расширились от неожиданности и непонимания. Парень перед ним был идеален. Каждый его сантиметр невысокого роста, идеально чистая кожа без шрамов, рыжая сторона волос и голубые глаза что заставляли его проваливаться в бездну, — А тебя как?
-Дазай Осаму, — слова дались с трудом. Дазай не мог понять, почему именно он. Почему именно какой-то странный парень, в разного цвета штанинах джинсов, в футболке с принтом какого-то огромного текста. Почему именно его голубые глаза?
-Дашь мне свой инстаграм? — не замечая удивленного и странного взгляда по привычке, спросил парень протягивая, теперь уже знакомому, телефон.
-Да, конечно, — у Осаму перед глазами пелена первой в жизни влюблённости, а у Чуи — пелена ненависти и желание посмотреть насколько же сильно этот парень превосходит его.

Примечания:
Il dolore nell ' animo - боль в сердце.
Вперёд