давай я стану твоим «покоем»?

Это только первый порез, представь, что будет дальше.

Я проснулась привязанной к стулу в каком-то подвале. Здесь сыро и безумно холодно, всему беда бетонные и голые стены. Мои чёрные, как смоль волосы были прилипшими к лицу, из-за моих слюней. Одежда в чём-то вся испачкана. Голова на затылке ахринеть как болит, будто ещё чуть-чуть и она отпадёт на части.
Помню то, как я уложила Николаса спать, а когда через часа три ложилась сама: Расправляла постель, и что-то очень тяжёлое прилетает прям по макушке. Я тогда сразу выключилась, погрузилась в темноту, ничего не слыша и не видя. Но кому я нужна, чтоб запирать меня в этом вонючем подвале?
Слышу шаги, а после из-за угла, видимо здесь в подвале есть ещё комнаты, выходит человек худощавого телосложения в чёрной маске, закрывающая всё лицо. Он был побрит налысо до кожи, а на всю голову был прямой шрам, вплоть ото лба до затылка. Одет он был в какой-то заляпаный рабочий костюм, словно он носит его не первое пятилетие, а в руках у него находится малюсенький ножек. Выглядит устрашающе, очень при очень. Постояв от меня на три шага примерно минуту, мужчина заговорил:

— такая милая, — он подходит и берёт меня за подбородок, поворачивая мою голову в разные стороны, он осматривал меня. — жаль даже, что связалась с наркоманом.

И в эту же секунду я, кажется, поняла из-за кого я здесь. В моём окружении нет наркоманов, кроме Мурмайера, сукин ты сын.

Он высовывает тряпку изо моего рта, а мне даже не хочется ничего узнавать.

— чтож, мы немного поиграем, — он заворачивает рукав моей кофты, и придвигает нож. А из-за того же угла выходит амбал в маске с телефоном, на котором была приготовлена камера. Он её включил, когда подошёл и встал сбоку, выбирая ракурс.

—  босс, камера работает, — слышу противный, как будто разговаривает писклявая девчонка голос. Этот голосок не оправдывает его огромного тела.

Я вся дрожу, мне страшно что будет дальше.

— итак, Пэйтон, ты снова украл дурь, стоимость которой почти двадцать тысяч баксов, мать его! — он смотрел в камеру. — по этому случаю здесь находится твоя близкая подружка, что придётся сейчас не сладко. — злодей повернулся теперь ко мне. — на этой маленькой ручке будет двадцать порезов, ровно столько сколько ты мне должен.

Он придвигает лезвие к коже, и смотрит на меня. А после резко и глубоко проводит нож.

— ААА, — я кричу из-за боли, нож хорошо отточен. А слёзы уже так и льют из моих глаз.

— это только первый порез, представь, что будет дальше, — по голосу слышно, что он улыбается.

Он ведёт руку чуть выше к локтю, и проводит без каких-либо слов ещё один более глубокий, но более короткий порез. Это было больнее, чем первый.

— мммм, — я мычу закусив губу, лишь бы не заорать во всю глотку. Такое чувство, что я щас упаду в обморок из-за болевого шока. Но этого не произошло, и тогда я терпела все двадцать порезов, а моя рука давным давно была вся в алой крови, что капала и на пол, и на руки мужчине в маске, и на мою одежду. Я уже проклинаю Мурмайера за то, что он такой бестолочь. Но я не могу держать на него зла, не могу, как бы я сейчас не пыталась.

И вот, через секунду после порезов я падаю вместе со стулом на пол. Всё таки, я упала в обморок то ли из-за потери много крови, то ли из-за болевого шока, или что. Но я отдалённо слышала слова:

— Пэйтон, если ты не найдёшь денег, то мне придётся убить твою возлюбленную. Завтра я пришлю тебе, когда ты начнёшь, и когда ты должен закончить собирать деньги...

А дальше я до конца отключилась, и ничего не слышала, от слова «совсем».