Вопреки всему | 18+

Глава 50

Хорошо знакомый самолет уносил меня из Туманного Альбиона в Мюнхен так же, как и впервые четырнадцать лет назад. То же место отправление. То же место прибытия. То же нежелание возвращаться. Поменялось ли хоть что-то спустя года? Наверное, нет. Даже «The Economist» по-прежнему лежит на все том же столике у кресел. Что смешно, я ни разу не видел, чтобы Рейн читал его, но издание каждый раз датировалось последним месяцем.

Сейчас, даже если бы тот захотел вникнуть в экономическую сферу деятельности благодаря журналу, вряд ли бы смог. Рейн, как только его разместили в «переговорной» на перевозной больничной кушетке, мгновенно уснул. С «переговорной» убрали длинный стол со стульями, и теперь здесь достаточно просторно. Я остался там, чтобы посидеть с Рейном, но спустя час Клаус вытащил меня оттуда и отвел в «гостевую», где собрались остальные. Мое место у Рейна занял врач, которого Эйзенманн смог найти в Лондоне. Доктор Шеффилд не подошла потому что, во-первых, была недостаточно квалифицирована, и во-вторых, не нравилась мне. Я с облегчением вздохнул, когда Клаус объявил, что нашли нового врача, который заменит настоящего доктора Рейна во время полета, пока мы не приземлимся в Мюнхене.

Насколько я понял, доктор Вагнер после Нового года ушел на заслуженную пенсию. Не знаю, связано ли это с недавними событиями, но насколько меня осведомили, никто из семьи Вагнер не пострадал во время взрыва. Отделались легким испугом и порванной одеждой. Везунчики.

СМИ осведомили общественность о произошедшем, как о несчастном случае. Поместье, которое использовалось несколько раз в год для общественных приемов, оказалось не тщательно осмотрено газовой службой. Трубу с газом прорвало по вине недосмотра газовщиков. Умерло четыре человека. Я не помню их имена, никто из них не был мне знаком. Рейн назвал бы их мелкими сошками, однако они все равно являлись нашими союзниками и я попросил Клауса, чтобы он отправил сообщения с соболезнованиями их семьям. Благо, глава охраны Каттерфельд не стал сопротивляться или же говорить, что не желает быть моим секретарем, что в его стиле, а просто смирно кивнул и выполнил приказ. Эйзенманн, к удивлению, знал границы своих полномочий, и это была одна из них.

Как бы то ни было, погибло четыре человека. Четыре души, которые, я надеюсь, навсегда отпечатаются несмываемыми чернилами на черной душе Тобиаса Каттерфельда. Гореть ему в аду за то, на что он решился во имя своих гнусных планов на столь радикальный шаг. Вина за горе в семьях погибших полностью на его плечах.