Мята и Шоколад

Спешл-2. Сама жизнь

Ощущение безысходности, боли и тоски сковывает всё тело, заставляя его натянуться, как струна. Джефф не может поверить, что это происходит на самом деле с ним. Слёзы обжигают щёки, но его руки, ноги, весь он – неподвижный столб, который невозможно ни сдвинуть, ни убрать. Он не может пошевелить ни одним мускулом, а только наблюдает, как Баркод мечется по комнате, собирая вещи в тот большой чемодан, с которым они летали прошлым летом в отпуск на Пхукет. Омега грызёт нижнюю пухлую губу, пытаясь удержать в горле громкий всхлип, вместо этого произнося, обращаясь к своему альфе или же теперь в пустоту:

      – Почему, Код?

      – Потому что нам лучше будет без тебя, – звучит громко, бьёт наотмашь, добивая злыми, жестокими слова, – потому что мы тебя не любим.

      Джефф давится воздухом, оседая безкостным телом на пол, и захлёбывается слезами, раздирающими глотку, а потом вздрагивает от громкого резкого звука и окидывает бешеным взглядом плывущую после сна комнату.

      – Пап-а, – омега снова вздрагивает и опускает глаза вниз, встречаясь с чужим маленьким испуганным личиком, – плости, пап, – он смотрит вниз на железную машинку, которую, видимо, уронил, но не спешит её поднимать, испугавшись поведения одного из родителей.

      – Это ты прости меня, малыш, – хрипло произносит Джефф и переводит взгляд на тумбочку, где стоят часы и показывают «10:23». Сегодня у него первый выходной за несколько недель, но даже он оказался испорчен отвратительным сном. Омега трёт лицо, пытаясь прогнать ворох сновидения, и ощущает, что щёки стягивает так, будто он реально...

      – Пап, а почему ты плакал? – сын мнётся у кровати, и Джефф откидывает край одеяла, безмолвно приглашая его в свои объятия. Лицо мальчика сразу начинает сиять, а пухлые щёчки наливаются румянцем. Он совсем забывает об игрушке и радостно карабкается на невысокую кровать, словно маленькая обезьянка обнимая парня за шею и утыкаясь носом ему в ключицы. Прямо так, как любит делать его отец. Джефф улыбается уголками губ и гладит его по спине, целуя в макушку и ощущая сквозь запах молока первые нотки кокоса. Слишком иронично, но и предсказуемо, что сын Баркода будет пахнуть именно так. Омега набрасывает на них одеяло и прижимает хрупкое тельце к себе сильнее.

      – Минт, не волнуйся, я не плакал, просто было жарко, вот папа и вспотел, – и сглатывает, не желая вспоминать детали жуткого сна, который снится ему не впервые. Вместо этого он снова ласково целует Чоминта и мысленно возвращается на пять лет назад.