Дома пахло жареным луком и чем-то прокисшим. Мать стояла на кухне, яростно терла морковь. Отец уже успел налить себе сто грамм. Телевизор орал на фоне, но никто не слушал. Ева только вошла и всё началось.
- Ты куришь, - мать даже не повысила голос. Он был ледяной. - В туалете школы. Как последняя...
- Ты дерёшься, - продолжил отец. - Мы тебя для этого растили?
- А ты вообще понимаешь, с кем гуляешь? С этим Денисом! Ему сколько? Двадцать с лишним? Он вообще работает?
- Да он уголовник, наверное! Кто он такой?! Где его родители?! Почему он шляется с несовершеннолетней?!
- Я тебя в лицо не узнаю, - скривилась мать. - Что с тобой стало? В кого ты превращаешься?
Ева стояла молча. И вдруг поняла, как всё просто. Они не злились. Им было стыдно. Не за неё перед другими. Перед соседями, перед учителями, перед кем угодно.
Но не за то, что они потеряли дочь.
За то, что она больше не «приличная».
- Я превращаюсь в ту, кто никогда вам не принадлежал, - медленно выдохнула она.
- Что ты несёшь? — удивилась мать.
- Я это не ваше зеркало. Не ваша кукла. Не ваша стипендия и гордость. Я — не ваш успех.
- Собирай вещи. Поживёшь у бабки. Или вообще уходи. Мы тебя не держим, раз такая умная.
- А ты, - Ева повернулась к матери, - даже не спросила, почему я закурила. Почему я ушла. Почему я хотела сдохнуть.
Ты ни разу не обняла меня по-настоящему.
- Прекрати истерику.
- Вам не больно, вам неудобно. Не стыдно за то, что дочка тонет. А неловко, что при людях это видно.
- Неблагодарная! Мы тебя вырастили!
- Вы вырастили растение. Чтобы стояло и радовало глаз. Только вот оно пустило шипы. - Ева рассмеялась, хрипло
Она хлопнула дверью и пошла в свою комнату. Там, в углу, в клетке, шевелилась Дорис последняя часть той прежней Евы, наивной, доверчивой. Тогда, когда она ещё мечтала о любви, когда пыталась быть "удобной", как просили. Она кормила её, гладила. Иногда рассказывала ей о школе. Морська была единственной, кто слушал.
Теперь просто комок шерсти в клетке. Занимает место. Так же, как и она дома.
Молча, Ева открыла клетку. Взяла Дорис в ладони. Сжала. До хруста. До того, как тело стало мягким и безвольным. Потом положила в пакет и выбросила в мусорное ведро, не дрогнув. Плевать. Слишком много слёз она в неё вылила. Теперь хватит.
Она сидела, закутавшись в одеяло, сжимая в руке сигарету. В голове рвали мысли. Сильные, колючие, как голоса внутри.
Ты не Ева. Не та, что рождена из ребра. Ты сама по себе. Из пепла, из гнева, из крови. Ты не будешь покорной. Ты будешь первой, кого прокляли и всё равно не сломали.
Когда она смотрела на себя в зеркало, то уже не узнавала ту девочку, которая плакала от двойки. Теперь перед ней стояла... что-то иное. Слишком худая. Губы потрескавшиеся. Чёрные волосы спутаны.
Но в глазах сталь. Она знала, что делать. Писать никому не стала. Не прощалась. Не объясняла. Просто тихо взяла рюкзак, надела чёрную куртку, капюшон натянула на голову. Взяла сигареты, немного денег.
И вышла. Ночь была душной, липкой. Город равнодушным. Как и её родители.
Они даже не спросили, где она.
А может, знали и не пошли.Она шла по асфальту, босая в кедах, куртка велика Денова. Дым от сигареты стелился в ночной тишине. Она не принадлежала больше ни дому, ни школе, ни этим людям, чьё лицо вызывало лишь холод. Теперь её душа принадлежала другим теням. Тем, кто не просит быть хорошей. Тем, кто принимают с клыками и шрамами. И кто, быть может, впервые назовёт её своей. Ден открыл дверь сразу. Она стояла на пороге, с чёрными кругами под глазами, без макияжа, со следами от туши, потёкшей давно.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Нечестивая душа | Part of a trilogy - 1| ( Edition 2025)
Любовные романыЭтот роман когда то уже был на этой платформе. Мне было еще 16 я была более молодая, более неграмотная. Но спустя два года я нарыла его и решла дать право на вторую жизнь, ведь с возрастом ты смотришь на мир другими глазами, понимаешь больще, а слов...
