Песок в руках

Милосердие

      Солнце беспощадно пекло, окутывая всё под собой плёнкой миражей, жара падала на песок желаниями – вдали виднелась рябь воды, но растворялась, стоило только к ней подойти. Чистое синее небо не давало надежды, у песков оно было диким, незнакомым. Она впервые находилась в таком месте и при подобных условиях, из-за чего тень беспокойства ложилась на её лицо. Очевидно, ей были не по душе ни золотые дюны, ни горячие лучи солнца, ни тишина, воцарившаяся в пустоте пустыни.
      Лидер сделал последний взмах, откидывая двоих людей, невольно окропивших кровью песок. Под ступинаторами хрустели человеческие тела, кости ломались и в манипуляторе, которым он с силой сжимал ненавистные объекты. Кровь стекала по его броне, её он смахнул, и та каплями разлетелась перед ним.
      По животу от груди и по спине катились капли пота, голова болела от дурного самочувствия, тошнота подкатывала к горлу и останавливалась, стоило только подумать о худшем и неизбежном, а после всё повторялось.
      – На этом всё? – она протёрла лоб платком, помахала им перед лицом и устало взглянула вниз.
      – Нет.
      – Так вот... О чём мы до этого говорили?
      Оптимус напротив выглядел так, что и сказать по его внешнему виду нельзя было ничего существенного. Его лицевая была не тронута никакой из эмоций, она всё так же сохраняла сдвинутые надоптические пластины, тихо скрипящие от трения металла о металл, и надлинзовые щитки, касающиеся друг друга у переносицы. Можно было бы сказать, что он, осматривая задумчиво местность, выказывал недовольство, вот только подобное сходило с его лицевой реже, чем можно было бы предположить. Свой шлем он держал в свободном манипуляторе.
      – Неужели было не страшно заходить за границы галактики?
      – В то время нашей целью была не активация страха, а выход из звёздной системы, – на этих словах Оптимус пошатнулся и наклонился, заставляя её на секунду схватиться за цепь расписного металлического воротника – богато украшенного горжета.
      – Что такое? – ответа она не получила.
      Не трудно было догадывалась, что трансформеру, не привыкшему к неустойчивости земных разнообразий, неудобно передвигаться по пескам, его сервоприводы заметно уходили под горячую рыхлую поверхность, которая явно приносила ему боль, но вопреки всему он ни разу не подал виду и не дал усомниться в себе, хотя песок и скрежетал в его шарнирах.
      – Выход из звёздной системы труден и опасен, однако мы нуждались в тех действиях, которые выполняли.
      – Некоторые из наших учёных считают, что галактики представляют собой мыльные пузыри. Неужели эта оболочка настолько плотная?
      – Дело не в плотности звёздного гало.
      – Так в чём же тогда?
      Оптимус, не выказывая ровным счётам ничего, молчал, когда не желал отвечать на вопрос. Она была настроена решительно, но перед его необычной и пугающей своей холодностью реакцией терялись любые порывы интереса. Она не решилась продолжать, а вместо этого сменила тему:
      – Твои доспехи мне больше нравятся своим внешним видом, – проговорила она, вздыхая и перехватывая сумку крепче.
      Своей вытянутой формой сшитые между собой куски красной кожи составляли удивительные узоры и закрывали лишь малую часть наплечников, оставшуюся прикрывали собранные в сборку несколько плотных белых полотен ткани, мягко спускавшихся на грудь Оптимуса и окутывающих его манипуляторы до локтевых шарниров. Его новый аксессуар был создан людьми по прототипу эполетов, но однозначно превосходил в детализации и утончённости все наплечные знаки, украшавшие когда-либо плечи деятелей среди самих людей, вот только никаких защитных свойств они не подразумевали, лишь предотвращали появление царапин на и без того прочном металле кибертронской брони.
      Ткани особенно выделялись своими переливами, золотыми вышивками и мастерски отделанными краями. Несколько витых из стальных прядей верёвок прокатывались по ткани при каждом шаге Оптимуса и звенели, ударяясь друг об друга, а в стальной дуге поблёскивали несколько драгоценных камней, размещённых между орнаментами гравировки с чернением.
      Кожаные наплечники Оптимуса были лишь на немного в этой ситуации лучше его раскалённой брони, вершиной удовольствия сидеть потной и уставшей на коже нельзя было назвать, однако она не жаловалась – Оптимус не спрашивал, он был полностью сосредоточен на более важных делах, нежели опекунство взрослого человека.
      Они попали в ловушку разума, и пока трансформер пытался выбраться из чужой могилы, она отдалилась от происходящего, занимая мысли о далёких космических объектах, о жизнь в тяжёлых условиях планет, о том, до чего её человеческим рукам не дотянуться.
      Казалось, где-то в глубине её глаз таилась тоска и печаль, но такое состояние у людей встречалось часто. Она полностью осознавала, что люди слабы, не всесильны, в отличии от кибертронцев. Их железные корпуса куда прочнее мягких тканей человека и его хрупких костей. Человечеству нет место среди звёзд, их предел их же планета - Земля, и им не выйти дальше солнечной системы.
      – Оптимус, а вы когда-нибудь думали, что кроме вас никого больше нет?
      – Кибертрон был пятой планетой от материнской звёзды. Будучи окружённым населенными спутниками, а так же «живыми планетами», нашему Дому не приходилось приводить в действия такие процессы, которые запускали бы мысли об одиночестве.
      Тяжело не завидовать трансформерам, ведь, как печально, они были не одни и они знали об этом, они не то, что не привыкли к мысли о возможности остаться одним голосом среди небесных тел, они и не задумывались о таком возможном варианте развития истории. Он не поймёт её чувств.
      – Объединившись, мы создали «Тропу Богов», союз, по пунктам которого никто из его членов, состоявших в нём, не имел права нападать и колонизировать союзников, а так же каждый обязывался помогать ресурсами. Вам до такого уровня ещё предстоит развить свои мыслительные процессоры.
      Его речь накатывала мягкой волной, текла плавно, но она не обманывалась, улавливая всё ту же знакомую сталь в голосе. Она почти потерялась в словах, почти забылась. Неизвестные ей фрагменты воспоминаний всплыли в голове болью. Нет, она всё услышала.
      «Тропа Богов»
      Оптимус стал более разговорчивый и отличался от прежнего себя, и нельзя было сказать наверняка, в чём же была суть перемен. Могла ли быть той причиной их седьмая встреча или, быть может, разгадка покоилась здесь, в пустыне?
      Пустыня – одиночество, бескрайнее пространство. Она, казалось, превосходила даже небо, превосходила все прекрасные стороны гор и величие океанов. Пустыня пуста на чувства и на жизнь, пустыня – это маленькая белая комната, в которой любой со временем сошёл бы с ума. Пески дикие, небо дикое, люди дикие.
      – Однако что значит эта ваша «Тропа Богов» для человечества? Этот союз имеет место быть в вашей галактике, – Она была яркой, злой, уверенной, произнося эти слова, но моментально потухла, далее всплыла та самая улыбка, безнадежность и усталость отразились на её лице, а голос приобрёл абсолютно ненормальные мрачные оттенки. – А в нашей мы одни, понимаешь? Нам не у кого просить и ждать помощи, в принципе, так же, как и нападений, – она безрадостно засмеялась, и снова блеск, не дающий спокойствие Оптимусу, отразился в её глазах. – Зато у нас существуют союзы между нашей цивилизацией. Пусть мы и не развились до межпланетных отношений и навряд ли сможем это сделать, зато ситуация между нашим видом определенно лучше.
      – Ты ошибаешься, – Оптимус успел договорить до того, как раздались оглушающие выстрелы, звук удара, скрежет трансформера. Он развернулся так, чтобы её не задели быстрые пули, оптикой находя врага.
      Она не видела, кто напал на них, но видела, как поменялся за секунду Оптимус, как он стал насторожен, как напрягся, как нахмурился. Он быстрым движение манипулятора установил и активировал шлем, железная забрало раздвинулась на три части и закрыла нижнюю часть его лицевой.
      Раздался ещё один выстрел, пришедший на голень Оптимуса. Застёжки щёлкнули и один край меча, закреплённый на спинных пластинах, скользнул, упал. Оптимус быстрым движение снял с плеча меч в ножнах, и оружие беззвучно выскальзнуло из защиты. В эти секунды мысли захлестнули её одним вопросом. «Как часто он обнажает свой меч?»
      Выстрелы раздавались всё то время, пока Оптимус подходил к врагу, закрывая её своим манипулятором, но вскоре прекратились выстрелы и трансформер замер, только тогда он опустил манипулятор и дал ей увидеть того, кто почти безжизненный лежал на песке. На плече у другого трансформера блестел царапинами фиолетовый знак десептиконов, блестели кристаллики остатков энергона на корпусе и рядом с ним, блестел разодранный металл шлема.
      Ей удалось увидеть жалкое зрелище, увидеть почти дезактивированного трансформера, увидеть в его потухающей оптике пустую надежду, призрак которой наперекор всем его желаниям стоял перед ним, возвышался, направляя острое лезвие на него.
      Двое кибертронцев молча смотрели друг на друга, и, казалось, что слова лились в молчании, что немое прощание они произносили, что замалчивали свои вечные грехи. Оптимус поднял меч и резко опустил лезвие в чёрную грудь, а вместе с ним и сам опустился на колено. Красный цвет оптики десептикона на мгновение сверкнул, а после потух, чернота окутала его и поглотила, но он и после не выпустил пушку из манипулятора, продолжая отчаянно её держать. Оптимус вытащил меч, тот на последок лязгнул. Лидер продолжил стоять на одном коленном шарниром и смотреть на дыру, в зияющую пустоту в корпусе, проделанную его руками.
      – Смотри, там ещё тела, – она указала на недавнее поле битвы. От совершенных прежде корпусов вздымался и вился молниями чёрный дым, и неприятный запах стоял в горячем воздухе после побоища.
      – Пора возвращаться.
      Дюны миражами волн прокатывались перед её взглядом. Вокруг неё всё ещё вился запах чужой смерти, а вместе с тем будто бы и её собственной, не такой далёкой. В глазах плыло от усилившегося дурного самочувствия, поэтому она приложила к шлему сумку, опираясь на неё головой, и отчаянно начала глотать густой воздух.
      – Ещё бы вспомнить, как мы сюда попали.
      – Пора возвращаться, – повторил он уже не своим голосом и на незнакомом, но отчего-то понятном языке, хватая её. Это было странно и страшно, её череп будто вскрывали медленно, болезненные ощущения пульсацией передвигались по вискам. Так знакомо всё было, но при этом всё было и чужим.
      – Что ты делаешь? Отпусти, мне больно!
      Он её не слышал, а она била его пальцы. Смотрел в её испуганные глаза и хмурился. Её от его пристального взгляда выворачивало, а он сжимал её тело сильней. В смертельных тисках она выхватила звонкое чистое пение птиц.
      Звук проник в её тело спасительной прохладой.