Песок в руках

Доверие

      – Ты здесь. И здесь же война.
      Взгляд голубой оптики медленно исследовал знакомый горизонт Зеленной планеты. Далёкие людские строения перед встающим солнцем и его слабыми чуть жёлтыми лучами темнели, резкие блики скользили от окон, скакали от одной небесной башни к другой, завораживая озорной игрой. Небо стремительно светлело, теряя в свете недавно плавающие акварельные тучи, звезды – яркие и родные звезды, восстанавливающие своим видом старые воспоминания – терялись в белесовато-синей пелене и за тыквенной цветом ленте у земли. Оптимус восхищался жизнью Зелёной планеты, но ещё больше он...
      Густое и тёмное собиралось у Искры, окутывало её и озиралось с опаской. Зависть, гнев, разочарование настигали каждый раз, когда, стоя так в тишине по утрам, он смотрел на чужую жизнь.
      Он был как обычно краток, это порядком выводило многих непонимающих и незнающих на эмоции вспыльчивые, но она на удивление, как и в прошлые их встречи, лишь хмыкнула. Любой знакомый Оптимусу человек кривил лицом от подобного отношения к себе, сдерживая резкие слова, она же была спокойна, словно игра только началась.
      Он держал в накопителе воспоминания о том, как Леннокс был недоволен малословными и всё чаще по прошествии времени малосодержательными отчётами Оптимуса. Однако недоволен был и сам трансформер, который день изо дня всё больше понимал людей и всё реже доверял их словам и поступкам. Каждая миссия, пусть и успешная, давала лишние поводы для сомнений, каждый взгляд подтверждал опасения, каждое слово обрывало провода терпения.
      – Расскажи о войне, – её голос казался ровным и мирным, он был тихим и мягким, когда она говорила полушёпотом.
      Оптимус давно заметил, что люди умеют обманывать фальшивыми слабостями, поэтому он старался отчленять все людские эмоции от них самих. Так перед Оптимусом всегда был пустой сосуд, неинтересный и безопасный, без лжи, присущей людям.
      Человек живой и любознательный, сосуд – ничто, обычных предмет, который не нуждался бы в словах ни своих, ни своего собеседника. И Оптимус старался быть верным своему народу, старался быть Лидером трансформеров, поэтому он резко и холодно смотрел на всех жителей Зелёной планеты, но с ней опыт уходил, сползал покраской с металла защитный слой.
      Лидер каждый раз заострял внимание оптики на её умиротворённом лице – опущенные веки и лёгкая привычная для неё улыбка, которую он никак не мог понять. Она улыбалась всегда: было ли то трудное сражение, влёкшее за собой дезактивацию трансформеров и смерти людей, или же её собственная боль – она всегда выглядела неподавленной и неразбитой событиями и трагедиями. Смысла в её стремлении не было для понимания Оптимуса, но улыбка была вечной и неизменной. Быть может, в ней таилось безумство.
      Провентилировал, а после расслабился, перестроил свою сине-красную броню и положил манипулятор с металлическими бликами на землю, осторожно помогая другим ей взобраться. Она ползла к нему, хватаясь руками за траву, скрывшуюся под тонким слоем снега, и землю, а после и за крупные пластины его ладони, осторожно проводя пальцами по грубо выгравированным Кибертронским законам.
      Он всё, что касалось её, делал неспеша, как и требовалось для такого хрупкого создания, как человек, тело которого являлось редчайшим хрусталём для него. Он старался идти непривычно медленно, маленькими и редкими шагами, чтобы она могла спокойно осматривать без размытости от резкости тёмные очертания окружающей природы.
      Хотя он и не показывал на своей лицевой никакой эмоции, а недоступное для неё ЭМ-поле было чистым и пустым, словно его и не было вовсе, но всё ещё не шевелил плечевым шарниром, на котором она сидела, а на его манипуляторе, готовом поймать тело человека, дрожали и звенели передвигающиеся маленькие детали брони.
      Каждый его шаг был тяжёлым, но не резким, достаточно громким, но в тоже время глухим. Она всегда говорила, что чувствует от него иную силу, для неё он высшее существо, чья власть видится даже в движениях. Однажды она сказала, что смотря на него, она как будто видит в одном силуэте несколько жизней, словно кто-то рвёт материю пространства на его корпусе и показывает чужих, удерживая связь.
      – Это не то, чего ты можешь знать, – он говорил тихо, не поворачиваясь в её сторону и не смотря на неё. Хотя Оптимус и знал, что она крепко держалась за его шейный воротник, но всё в его действиях было выстроено так, чтобы она не скатилась по манипулятору от горячих волн вентиляционной системы.
      – Ой, да брось, – из её растянутых морковного цвета губ сорвалась нагловатая усмешка, она нескромно вздёрнула подбородок и прикрыла глаза, избавив своё лицо от прежнего спокойствия. – Ну чего я могу не знать о войне? Особенностей в бою мало, знаешь ли, но и эти детали ничто.