Горизонт событий

Глава 2. Мёнсон

          После череды серых, тоскливых дней небо над Сеулом наконец-то прояснилось. Чувствовалось наступление весны. После затянувшегося дождя воздух стал особенно свежим и прозрачным. Улицы и дороги, вымытые ливнем, просохли под яркими лучами уже к полудню.

          Ближе к обеду городские жители, до этого томящиеся в тесных бетонных коробках и передвигающиеся исключительно мелкими перебежками, прячась под широкими зонтами, смогли выбраться на воздух, чтобы урвать маленькую возможность насладиться теплом и светом, прежде чем небо вновь затянет свинцовыми тучами. Мёнсон, как и многие, постарался не упустить шанса, уговорив друзей выбраться в парк Ханган, сразу после школы. Найти свободное место оказалось задачей не из простых. Еще сложнее было его не упустить. Почетная миссия сторожить найденный кусок зеленой травы размером в полтора квадратных метра, пока двое других отправятся на добычу съестного в круглосуточный, досталась Чонгюну.

          — Идите и принесите что-нибудь съедобное, иначе мне придется слопать кого-то из вас, — бросает напутствие, не открывая век. Гюн машет на прощанье раскрытой ладонью и со всей серьезностью принимает на себя тяжкое бремя ожидания. Им же, с Хэрин, еще предстояло пробраться через толпу, такую же, как они - выбравшихся погреться под полуденным солнцем.

          — Когда ты предложил поесть вместе, я думала это будет что-то другое, — по возвращении, уставшая и изрядно утомленная очередями, подруга забавно морщит нос, слишком наигранно, чтобы верить в ее праведное негодование. Она бубнит себе что-то под нос, почти в искреннем недоумении и стаскивает с плеч школьный рюкзак, кладет его в сторону от собранного на скорую руку места для пикника.

          — Сегодня хорошая погода, жалко торчать в помещении. Выбери что будешь есть первая. — по уже сложившейся между ними традиции не обращает внимания на то как девушка театрально закатывает глаза, только улыбается терпеливо и протягивает ей свою олимпийку; Хэрин принимает ее с благодарностью и расстелив на траве, садится, подбирая ноги под себя. — Завтра снова обещают тучи.

          — Я бы вообще запретил ей принимать решения, где мы будем есть, — до этого мирно дремлющий на траве Чонгюн вдруг приходит в движение, открывает один сонный глаз и прижимает подбородок к груди в попытках рассмотреть сквозь белый пластик все меню их сегодняшней трапезы. — Например, та кафешка, что была на прошлой неделе. Где это видано, чтобы за хвенсон драли такие деньжищи?

          — Они стоили каждой потраченной воны! — обороняется Хэрин и тут же идет в наступление, не дожидаясь следующей претензии. — И вообще, если ты планируешь так зажиматься, чем будешь девушек привлекать?

          — Харизмой! У меня с ней все в порядке. А вот ты, если будешь такой транжирой, ни один парень..., — Мёнсон не дает другу набрать обороты, действуя на опережение и прежде чем грянет гром, толкает в раскрытый от негодования рот Гюна еще теплый пуноппан. Тот возмущенно сопит долю секунды, но булку все же предпочитает подхватить ладонью, откусить и прожевать. На этом ссора заканчивается, так и не успев разыграться всерьез. Хэрин звонко смеется, щуря глаза и тянется к пакету с едой.

          Вообще-то спорят они часто, но это никогда не заканчивается чем-то серьезным, ни слез, ни кровопролитий, лишь едва-едва задетое самолюбие, которое заживает в считанные секунды. Мёнсону в их общении отводилась почетная роль рефери и третейского судьи, который старался сглаживать углы, вовремя растягивая оппонентов по углам. Он искренне верил, что, если зазевается и позволит им разогнаться, то все может кончиться плохо - слишком часто два характера сталкивались с металлическим звоном, и все же Мёнсон знал, что вечные споры и противостояния не делали их плохими людьми. Именно так, порой, рождалась истина. Именно в такие моменты можно было хорошенько разглядеть, что общего между ними гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд.

                                                                                              ***

          — Последний год... Выпуститесь и что потом?

          — Университет, — коротко отзывается Мёнсон, откидываясь на траве. Сытого и согретого солнцем, его клонит в сон, он старается удержаться от соблазна и ищет за что можно зацепиться. Первой на глаза попадается Хэрин, она группируется, сидя на его олимпийке и обнимает колени руками, лицо ее отчего-то вдруг выражает такую неподдельную вселенскую печаль, что становится не по себе.

          — Если не поступлю, уйду в армию и все, делов-то, — бормочет по другую сторону Гюн. Недавний спор его окончательно отпустил, он подкладывает руку под голову и прячет взгляд от ярких солнечных лучшей.

          — Я думал, что мы пойдем перед последним курсом.

          — Почему так? — Чонгюн на секунду открывает один глаз, встречаясь взглядом с Мёнсоном.

          — Какой дурак идет туда после университета? Нужно искать работу, стажироваться. Не до армии, — в ответ на удивление смеется и мотает головой, елозя затылком по траве. — Идти раньше тоже так себе, можно расслабиться и решить, что учиться дальше совсем не обязательно.

          — Кому ты это объясняешь? Посмотри, можно подумать его это волнует, — девушка машет рукой в сторону Чонгюна снисходительно, но тот плотно поев, больше не рвется в бой, только хмыкает себе под нос сыто и лениво. — Если бы ты не тащил его за собой, он бы даже не подумал, что ему нужно поступать куда-то после школы.

          — Служба между курсами весьма хитрый способ продлить студенчество еще на пару лет, — выпад в свою сторону предпочитает пропустить мимо ушей, но все же приподнимается на локте, чтобы видеть друзей лучше.

          — Одно другому не мешает, знаешь...

          — Ладно, — сытый Гюн всегда оказывается очень сговорчивым, он падает обратно на спину и закрывает глаза. — Перед последним, так перед последним. Как скажешь, хён.

          — Отлично, они договорились. А я? — на какое-то мгновение кажется, что сильно приунывшая Хэрин вдруг начинает раздуваться от какой-то глубокой, утробной обиды, почти как рыба фугу, но лишь на мгновение. Поймав на себе взгляд сразу двух пар глаз, она отворачивается и выпускает весь скопившийся в легких воздух. — Не смотрите так...

          — Тоже хочешь с нами в армию? Готова брить голову и прикидываться мужчиной? — Гюн бросает ей это играючи, почти как теннисный мячик. Мёнсон знает, что это простая проверка на настроение и предпочитает не вмешиваться, прислушиваясь к едва дрогнувшему голосу.

          — У тебя же получается..., — Хэрин возвращается подачу обратно и показывает розовый язык. Все в порядке. Мёнсон смеется и снова опускает голову на траву. Ему не о чем беспокоиться.

          — Не переживай сильно. Присоединишься к нам через два года, а после армии мы еще и на одном курсе успеем поучиться, — он едва шевелит губами, позволяя потяжелевшим векам, наконец-то закрыться.

                                                                                        ***

          — Уверена, что не надо провожать?

          К тому моменту, когда приходит время покинуть приглянувшееся место отдыха, город медленно погружается в сумерки. Фонарные столбы загораются яркими желтыми огнями, которые расползаются по обеим сторонам берега, смешиваясь с мелькающими мотыльками фар на мосту, окон и вывесок по ту сторону реки. В парке вместо офисных работников и семей с детьми, все больше появляется студентов и парочек.

          Они поднимаются с травы без лишней спешки, собирают оставшийся после себя мусор и медленно плетутся до автобусной остановки. По пути Мёнсон предпринимает еще одну попытку предложить подруге помощь, но та отказывается, мотая головой.

          — Автобус останавливается в десяти шагах от общежития, так, что не переживай так, — она улыбается широкой улыбкой, бодро и легко шагает вперед, отрываясь от них с Чонгюном на несколько шагов. На ее худых острых плечах олимпийка Мёнсона, больше напоминающая огромный мешок темно-синего цвета. Хэрин проталкивает руки в широкие рукава, подворачивает болтающиеся в воздухе манжеты и окончательно тонет в ткани. — Я верну ее тебе завтра, ладно?

          — Не вопрос, — Мёнсон кивает, когда она оборачивается через плечо.

          — И мою тоже уже верни, наконец, — Гюн идет рядом, он сует руки в карманы школьных брюк и немного сутулится под тяжестью двух рюкзаков, своего и Хэрин. — Почему ты вечно тащишь наши вещи к себе? Ты там гнездо вьешь что ли?

          — Что? Я брала твою куртку? — она останавливается и разворачивается к идущим позади нее, так резко, что избежать неудачного столкновения с ней получается лишь чудом. Кажется, что она этого совсем не замечает, округлив глаза в удивлении. Растерянное выражение на лице быстро сменяется задумчивостью, брови сами собой опускаются к переносице и морщат лоб. — Не помню такого...

          — Эй! — Гюн чертыхается, явно удивленный таким внезапным поворотам, отчего угрожающе покачивается над ней и опустив оба рюкзака на вытянутых руках, снова начинает топорщиться загривок. — Это было в прошлом месяце! Ты не могла забыть так быстро.

          — Точно, прости-прости, — ее губы едва касается ехидная улыбка, очевидно добившись нужной ей реакции многострадального Чонгюна и складывает ладони вместе, трет их одну о другую, сощурив глаза. — Я оставила ее у родителей. Совсем забыла. Давай, верну на следующей неделе, когда съезжу к ним.

          Гюн хмурится, совсем не тронутый ее ужимками.

          — Оппа, не сердись. Я привезу, честно-честно.

          — Ну ты..., — война проиграна так и не начавшись. Мёнсон видит как настроенный на очередной виток спора Гюн спотыкается об это ее по-детски гнусавое "оппа" и сдает назад, спорить с ней он явно не решается, только вздыхает глубоко и шумно, признавая свое полное и безоговорочное поражение. — Напиши, когда доберешься до общаги.

          Если бы не сумерки, ярко-красные уши Чонгюна можно было бы рассмотреть издалека, но ему повезло — это замечает лишь Мёнсон, стоя на расстоянии вытянутой руки и не выдает его маленький секрет, о котором он сам предпочитает никому не рассказывать. Никому, даже другу, который знает обо всем только потому, что Гюн давно открытая и прочитанная книга, страницы которой Мёнсон выучил наизусть.
И это знание отзывается странным, малоприятным уколом глубоко под ребрами.

          Вот же...

          Они прощаются с Хэрин, когда та заскакивает в нужный автобус, машет им через мутное автобусное стекло, прислонившись плечом к поручню и только когда трогается с места, садится в свободное кресло, в самом дальнем углу.

          Какое-то время оба смотрят вслед удаляющимся, ярко-красным огням, не моргая, приходят в себя медленно, будто возвращаясь к жизни ото сна.

          — А меня не хочешь проводить? — Гюн улыбается кривой ухмылкой, заглядывая прямо в зрачки, так пристально, что Мёнсон на секунду мешкает, прежде чем найтись с ответом.

           — В другой раз, обязательно, но сегодня у меня еще подготовительные, — бормочет, опустив взгляд на наручные часы. Короткая стрелка практически подобралась в пяти, это значит, что через полчаса Мёнсону следует оказаться в трех станциях метро отсюда, иначе придется оправдываться за пропущенное занятие. Друг относится к этому с понимаем и пару раз хлопает ладонью по плечу, предлагая перенести пешую прогулку длиною в четыре квартала на следующий раз.

           Неловкое прощание отнимает от оставшегося времени всего пару минут. Они с Гюном расходятся в разные стороны и кажется, впервые не оборачиваются, позволяя мыслям, возникшим в головах захватить их без остатка.

          Мёнсон чувствует, что сегодня, прямо сейчас, что-то кардинально изменилось.