Ты моя малышка!

16

Мы мчались по школьным коридорам на бешеной скорости — Чонгук впереди, прокладывая нам дорогу, а я позади него. Школьники оборачивались на нас, но мы не обращали внимания. Сейчас главное не то, что на нас кто-то не так посмотрел, а то, что папа Чона в большой беде.  Напрочь забыв про уроки и сумки, оставшиеся в раздевалках, мы вылетели из школы и побежали к остановке, на которой стоял как раз нужный нам автобус. Он уже собирался отъезжать, но мы успели заскочить буквально в последний момент.

Я стала оперативно пробираться на свободные места. Передние сидения были заняты, а в конце автобуса было много свободного места; мне не хотелось, чтобы нас кто-то слышал, поэтому выбрала сдвоенное сидение почти в самом конце машины.  Чонгук быстро расплатился и сел рядом со мной. Я взяла его за руку, пытаясь успокоить, но у меня ничего не получалось — он весь дрожал, в глазах был страх за отца.  — Гук, все будет хорошо, — ну вот такой я никакущий психолог, ну что ж поделать?! Я просто не знала как высказать свою поддержку! — Мы со всем справимся, Гук.Он наконец поднял на меня испуганные глаза. Тогда он показался мне таким беззащитным, маленьким ребенком, что мне захотелось прижать его к себе и защитить от всех невзгод.  — А если он... — голос его дрогнул, глаза покраснели и наполнились слезами. От этого мне самой захотелось плакать, но я не могла себе такого позволить — сейчас ему нужна была моя поддержка.  — Нет! С ним все будет хорошо, слышишь? Он поправится, он обязательно поправится!  — А если нет? — уже чуть не плача спрашивал Чонгук.  — Чшшш...  Я прижала его к себе, кладя одну руку на крепкое, мускулистое плечо Чонгука,а другую погружая в копну его спутавшихся кудрявых волос. Он уткнулся носом мне в шею, руками обнимая за талию. И это было так... волшебно, что ли. Я даже представить себе не могла, что такие чувства бывают.  — Вот молодежь пошла! В СССР такого разврата не было! А если бы ребенок какой зашел? А ну-ка расселись! — проскрипел над нами старушечий голос.  Я вздрогнула и уже хотела отстраниться от Чона, но он не позволил мне этого, еще крепче прижимая меня к себе. Я почувствовала биение его сердца. Быстрое, сильное.  — Не уходи.  Это был первый раз, когда из-за двух слов, семи букв, прошептанных мне в шею, я плакала. Я почувствовала его страх за отца, страх остаться одному. Я почувствовала его боль. Если не это, то что тогда есть любовь?  Тут автобус качнулся, останавливаясь, и я с удивлением обнаружила, что мы уже приехали. Нам пришлось разорвать объятия, и, держась за руки, мы вышли из автобуса, потихоньку набирая прежний темп.  До больницы мы добежали очень быстро, ведь она находилась всего в метрах ста от остановки. Чуть не снеся двери, мы подбежали к регистратуре. Там сидела полноватая улыбчивая женщина лет пятидесяти. Она приветливо улыбнулась нам, но увидев наше состояние, улыбка на ее лице потухла, она взволнованно переводила взгляд с меня на Чонгука.  — Где сейчас Чон Намджун?— нетерпеливо спросил Чонгук. 

— Кем вы ему приходитесь? 
— Я его сын, она — моя невеста, только быстрее, пожалуйста!  — Ладно, ладно, сейчас! — нервничала регистраторша. — Вот! Чон сейчас в операционной. Это на...  Но Чонгуку это уже не нужно было; судя по всему, он прекрасно знал, где здесь операционная. "Это та самая больница, где он лежал с ножевым ранением" — осенило меня.  Мы быстро поднялись на третий этаж, пролетели несколько коридоров и наконец оказались возле операционной. Вдоль левой стены стояли стулья, на одном из которых и расположилась мама Чонгука.  — Мам, что говорят врачи? — без предисловий спросил Чонгук, наклоняясь и беря свою мать за руки.  — В том-то и дело, что ничего нормального не говорят! — на грани истерики отвечала Его мама— Как только мы приехали его сразу же куда-то увезли, потом перевезли в операционную, а хирург, заходя туда, сказал "молись" и все!  Чонгук присел на соседний стул, держась руками за голову. Я присела на краешек рядом с ним. Тут из операционной вышел врач.  — Какая у него группа крови? — взволнованно спросил у мамы Чонгука врач.  — Четвертая отрицательная.  — Ну, конечно, самая редкая! — как-то зло проговорил врач. — У нас такой нет! Может быть, у кого-то из вашей семьи такая же? Нам нужен донор, без этого он умрет!  — Я могу быть донором, — вдруг уверенно проговорил Гук.  — У вас точно четвертая отрицательная? — с сомнением переспросил доктор, на что Гук кивнул. — Тогда пройдемте, нужно проверить кровь на наличие заболеваний и подписать кое-какие документы.  Гук ушел куда-то с врачом, и мы с его мамой остались наедине. Какое-то время стояла мертвая тишина, но Айрин(мама Чонгука) ее неожиданно прервала:  — А почему ты примчалась с ним? — спросила она с уставшим интересом.  — Потому что я люблю его, — без колебаний ответила я.  Айрин с удивлением посмотрела мне в глаза и, видимо, увидев в моих глазах, что я не вру, прислонилась своей головой к моей голове и грустно сказала:  — Будем ждать наших героев.  И мы стойко ждали наших героев, но, черт, это ожидание было хуже всего, что было в моей жизни...