Ты моя малышка!

14

Чонгук не останавливается на одном только поцелуе. Одну руку он опускает на мою попу, больно сжимая ее, а второй рукой тянется к молнии на моем платье. Чон продолжает целовать меня, но это уже не приносит мне никакого удовольствия; он кусает мои губы до крови, делая мне больно, грубо орудует своим языком в моем рту, не давая мне возможности дышать. Я пыталась оттолкнуть его, но куда уж мне с ним тягаться! Я как могла вырывалась из плена его губ, била его кулаками в грудь, изо всех сил старалась отдалить наши тела, но все безуспешно. Тогда я пошла на крайние меры, и попыталась ударить его коленом в пах. Чонгука я не ударила — он успел увернуться, — но он все равно разозлился. Посмотрев на меня свирепым взглядом, он резко дергает вниз застежку от платья, и оно бесполезной тряпкой упало к моим ногам. Я и так была безумно напугана, а сейчас я еще и осталась почти без одежды; мне казалось, что платье защищает меня от еще более страшных вещей, чем происходили сейчас. Я пыталась обороняться, но все было тщетно! Как только платье упало, Чонгук хватает меня за талию, причиняя боль, и бросает меня на рядом стоящий диван. Не успела я опомниться, как Чон уселся на мои бедра и наклонился к моей груди.

-Не ломайся, детка! Вот увидишь, тебя понравится, — с гадкой похотливой улыбкой произнес Чонгук

— Пожалуйста, остановись! — молила я, изо всех сил пытаясь спихнуть его с себя. Мои мольбы услышаны не были; Чон уже расстегивал мой бюстгальтер, пошло облизываясь.

— Нет!  И тут я открыла глаза. "Сон, просто сон" — успокаивала я себя. Успокоиться не получалось — сердце с бешеной скоростью билось о ребра, дыхание было судорожным, я была вся пропитана страхом.  Через несколько минут мне все же немного полегчало. На часах было пять утра, солнце еще не взошло, все спали. Время для размышлений и воспоминаний.  Мы целовались минут двадцать. Это было прекрасно! Чонгук нежно обнимал меня, бережно прижимая меня к себе так, как будто я была фарфоровой и если бы он выпустил меня из своих объятий, я бы разбилась.  Мы не смогли отстраниться друг от друга даже когда он перестал меня целовать. Мы просто стояли рядом, переводя дыхание. Я не знала, куда деть свои глаза, щеки и уши пылали огнем. Чонгуку надоело пытаться поймать мой взгляд, и он просто заставил меня посмотреть в его ужасные ядовито-желтые глаза, приподняв мой подборок. 

— Джен... Не мучай меня. Ударь меня, скажи мне, какая я сволочь, обнаглел я, конечно, но, если хочешь, поцелуй, сделай хоть что-нибудь — только не молчи! — с мольбой в глазах сказал он.  Ударить? Нет, бить его мне совсем не хотелось. Сказать, какая он сволочь? Я не считаю, что он такая уж большая сволочь. Поцеловать? Нет, мне надо разобраться в себе.